* * *
Посвящается всем чудовищам моего детства – воображаемым и реальным.
И только меня, одинокого и несчастного, называют чудовищем, гонят, бьют и топчут. Еще и сейчас кровь моя кипит при воспоминании о перенесенных мною обидах.
Мэри Шелли, «Франкенштейн, или Современный Прометей»
[1] Чудовище
– 15 августа 2019 г. —
Ее запах в одно мгновение возвращает меня в прошлое.
В то прошлое, когда я еще не знала правды.
Этот запах пьянит. Он сладок и приятен, и в нем лишь едва чувствуется слабый привкус чего-то резкого и кислого. Так бывает, если лизнуть новенький пенни.
Разумеется, я чувствую и аромат виноградного йогурта, который она ела на полдник, и табачную вонь от сигарет, которые она курила тайком, и даже слабый запах вчерашнего водочного перегара (водку она таскает у отца, который прячет бутылку в лодочном сарае: я не раз видела, как они оба незаметно прокрадывались туда, чтобы сделать глоток-другой).
Это живой запах.
Живой и опасный.
А еще мне нравится ее походка. Можно подумать, у нее в пятках пружинки. Так и кажется – стоит ей оттолкнуться посильнее – и она улетит прямо на Луну.
Кстати, о Луне…
Никогда, никогда не смотрите на полную Луну слишком долго!
Вот только ко мне это не относится. Я не оборотень, я – другая.
Правда, однажды я пыталась стать оборотнем.
После того как мы с сестрой посмотрели фильм «Человек-волк», мы отыскали в библиотеке книгу о вервольфах и прочли от корки до корки. Помимо всего прочего там было и заклинание, с помощью которого можно превратиться в волка.
«Нужно попробовать», – сказала сестра.
«Не нужно», – ответила я.
«Разве тебе не интересно узнать, каково это – превратиться в совершенно другое существо?» – спросила она, и вопрос был решен.
В полнолуние, ровно в полночь, мы пробрались в лес, прочитали заклинание, порезали большие пальцы, смешали кровь, выпили волшебный настой и зажгли свечу. Сестра была права – воображать, будто ты трансформируешься в нечто большее, чем раньше, оказалось очень интересно. Потом мы долго бегали по лесу голышом, выли по-волчьи и ели молодые ростки папоротника, представляя, будто это волчье лыко.
Тогда мы думали, что мы, возможно, действительно превратимся в оборотней – в настоящих вервольфов, а не как Лон Чейни-младший, которому для преображения нужен был парик, резиновая пасть и наклеенные на лицо длинные волосы из хвоста яка (это тоже было в книге. Когда мы с сестрой прочли об этом, мы сказали друг другу: «Бедные яки!», а потом долго хихикали, представляя, как, должно быть, эти волосы воняли!). Но в ту ночь с нами ничего не произошло, и мы почувствовали себя разочарованными. У нас не отросли ни шерсть, ни клыки, и мы не впали в бешенство при виде полной Луны. Вернувшись домой такими же, как были, – обычными девчонками, мы натянули пижамы и легли в постели, предварительно поклявшись друг другу никогда и никому не рассказывать о нашей попытке.
– Попробуй догадайся, кто я, – говорю я сейчас этой девочке-подростку. Я не собиралась ничего говорить. Слова сами вырвались у меня изо рта, как вылетают из огня искры.
– Ну-у… – тянет она и глядит на меня странно. – Даже не знаю… Может, ты – призрак? Сверхъестественное существо, которое когда-то было человечком?
Она так и говорит – «человечком». Словно все люди – ничтожества, не сто́ящие никакого внимания. Звучит это немного обидно, хотя когда-то мне самой очень хотелось, чтобы меня никто не замечал.
Я переступаю с ноги на ногу, и моя маскарадная одежда бренчит и постукивает. Волосы растрепанного парика падают на глаза и лезут в рот. От них пахнет пылью.
Девочка мне нравится. Мне очень нравится все, что хранится в ее душе и чего у меня никогда не будет. Я сама никогда такой не буду.
Но больше всего мне нравится то, что будет дальше. Она изменится. Я изменю ее, как изменила уже многих.
Спасу.
– Ну и когда ты исполнишь мое желание? – спрашивает она.
– Скоро. – Я улыбаюсь.
Да, я исполняю желания.
Мне подвластны чудеса.
Я действительно могу дать этой девочке то, чего она хочет больше всего на свете. Проблема лишь в том, что сама она пока не сознает своих желаний.
И мне не терпится показать ей первое чудо.
– Ты хочешь сыграть со мной в какую-то игру? – догадывается она.
– Да! – Я почти кричу. Да-да-да! Это мой любимый вопрос, мое излюбленное занятие. Я знаю много игр и умею хорошо в них играть.
– В какую же? В «Вопросы и команды»
[2]? – спрашивает она.
– Если хочешь. Только предупреждаю: я сразу пойму, если ты соврешь.
Она пожимает плечами, теребит мочку уха с тремя серебряными сережками и, прищурившись, глядит на меня сквозь слой готического грима: хорошая девочка, которая изо всех сил старается казаться плохой.
– Нет. Давай лучше сыграем в салочки, – говорит она, и я удивлена. На мой взгляд, она уже слишком большая для салок, пятнашек, догонялок и тому подобных игр. – Чур, ты водишь. Если я успею добежать до нашего дома и ты меня не поймаешь – я выиграла.
И, хлопнув меня по руке ладонью, она срывается с места.
Я смеюсь. Просто не могу ничего с собой поделать. Это, конечно, нервы. А еще – удовольствие. Я уверена, что этой девчонке ни за что от меня не убежать. Ее ноги тонки, как спички, а легкие забиты никотином. У нее нет ни полшанса.
Я сильна. Я быстра и вынослива. Много лет я готовила себя именно к таким моментам, и мои тренировки не пропали даром.
Я бегу, бегу, бегу… Я преследую эту красивую девочку в черном худи. Ее светлые волосы с ярко-красными кончиками развеваются на бегу, словно флаг страны, о которой никто никогда не слышал. Я уже знаю – у девчонки огромный потенциал, но сама она об этом пока не подозревает. Она мчится со всех ног и порой даже взвизгивает от страха и восторга. Она уверена, что успеет добежать до своего дома, ярко освещенные окна которого уже показались между стволами деревьев. Где-то за домом мерно гудит бензиновый генератор – в этой части острова не протянуты линии электропередачи. Девочка думает, что дома, с родителями (которых она ненавидит), она будет в безопасности. Ей еще хочется оказаться в своей теплой постели с фланелевыми простынями, обнять своего старого пса, который начинает ворчать каждый раз, когда чувствует мой запах, – он отлично знает, кто я такая, но этого не будет.
