– Но как же… – Сцинк нахмурился. – Если пациент С. – это она, тогда откуда появилась ты? Ты сумела это узнать?
– Нет, – сказала я. – Все записи, где могла быть информация обо мне, оказались уничтожены.
Напрягая зрение, я старалась разглядеть за плотной серой пеленой разделительную линию узкой деревенской дороги. Начинало темнеть.
В глубине души я знала, что разумнее всего было бы дождаться утра, составить продуманный план, а на охоту за монстром отправляться при дневном свете. Да, я понимала, что нам лучше не спешить, но в этом случае мы рисковали приехать слишком поздно.
– В фильме, в самом конце, была сцена, когда из зловещих подвальных лабораторий Приюта выскакивают десятки детей. Выскакивают и убегают в лес. Это было на самом деле или…
Я поморщилась. Досмотреть фильм до конца я так и не смогла, но того, что я видела, мне хватило, чтобы понять: это было отнюдь не документальное произведение, а свободная интерпретация – голливудская версия событий, перенасыщенная драматическими моментами, спецэффектами и длинноногими красавицами в роли пациентов.
– Нет. Той ночью в подвале было только двое детей – я и Ви.
Сцинк некоторое время молчал. «Книга монстров» лежала у него на коленях, и он, включив освещение салона, время от времени в нее заглядывал.
Я вовремя разглядела впереди крутой поворот и успела притормозить.
Сцинк постучал согнутым пальцем по обложке «Книги»:
– Что она имеет в виду, когда пишет, что «спасает» всех этих девчонок?
– Понятия не имею.
Он кивнул, посмотрел в окно.
– Это и есть Фейевилл? – спросил Дейв, когда мы проезжали универмаг и бакалейную лавку. – Никогда здесь не бывал. Правда, когда я еще учился в школе, мы с друзьями хотели приехать сюда и посмотреть Приют, но в конце концов они испугались призраков и проклятия, которое лежит на этом месте.
Я выдавила из себя улыбку.
– Призраки там точно имеются.
– В кино Фейевилл был побольше. И выглядел поприветливее.
Я только вздохнула и покачала головой.
Потом мы проехали заправку, «Магазин дешевых товаров» и еще одну заправку, на которой светилась неоновая реклама «Пончиков Данкина». Промелькнули в боковом стекле вейп-шоп и указатель «Городской центр переработки мусора».
За очередным поворотом я еще больше снизила скорость. На правой обочине торчал покосившийся знак, приглашавший путешественников в кинотеатр для автомобилистов «Голливуд». Чуть дальше виднелся сквозь дождь и сам кинотеатр. Насколько я могла судить, большой экран еще стоял, хотя в нем недоставало нескольких секций. Малый экран, по-видимому, полностью развалился. Билетные кассы были заколочены фанерой и размалеваны разноцветными граффити. Длинный барак, в котором когда-то размещался буфет, исчез без следа, вероятно, в результате пожара. Въезд был перегорожен толстой ржавой цепью.
– Далеко еще? – спросил Сцинк.
– Пара миль.
Сразу за кинотеатром мы поехали по Мэйн-стрит, потом повернули направо на Форест-Хилл-драйв. По крайней мере, я надеялась, что это Форест-Хилл-драйв. Навигатор показывал поворот на грунтовую дорогу, но никаких указателей я не увидела. Разросшиеся деревья почти перекрывали съезд, и заметить его было довольно трудно.
Сама дорога была в ужасном состоянии. Это была даже не дорога, а старая колея, проложенная, судя по всему, колесным трактором, который много лет назад проехал здесь по раскисшей по весне целине. Сейчас мой фургон подпрыгивал и кренился на ухабах или, вздымая фонтаны воды, проваливался в рытвины. Самые глубокие канавы я объезжала, как и упавшие поперек дороги деревья. К счастью, дождь немного ослабел, и я, по крайней мере, видела самые крупные препятствия.
– Ты уверена, что мы едем правильно? – несколько раз спросил Сцинк.
– Я ни в чем не уверена, – огрызнулась я, до рези в глазах всматриваясь в темноту впереди и пытаясь разглядеть хотя бы что-то смутно знакомое. Потом перед капотом промелькнуло что-то длинное, и я ударила по тормозам. Скорость была небольшая, но Сцинка все равно отбросило вперед, на приборную доску. Ремень безопасности и выставленные вперед руки спасли его от увечий.
– Ничего страшного, – проговорил он. – Просто испугался немного.
Дорогу впереди перегораживала провисшая цепь. Под ней стояла выкрашенная в оранжевый и белый дорожная рогатка
[28] с выцветшей табличкой «Проезд закрыт». На деревьях рядом с дорогой висели знаки «Прохода нет», «Частная территория» и «Не вторгаться».
– Дальше придется пешком, – сказала я.
Подъехав к преграде вплотную, я заглушила двигатель, потом перебралась из кабины в кузов и взяла рюкзак, предварительно убедившись, что в нем есть все, что может мне понадобиться. Из маленького шкафчика я достала дождевик и кобуру на ремне. Повесив ее через плечо, я надела плащ.
– Надеюсь, ты не собираешься стрелять, – заметил Сцинк, когда я сунула в кобуру револьвер. Голос у него дрожал. Парень сильно побледнел и выглядел намного младше своих лет. Как ни странно, именно сейчас я впервые заметила, как он похож на отца: те же глаза, те же морщины на лбу.
На мгновение мне даже захотелось, чтобы Пит Гиббс тоже был сейчас с нами, но потом я подумала, как он будет рвать и метать, когда узнает, что я вовлекла его сына в потенциально опасную авантюру, и решила, что лучше обойтись без него.
– Может, подождешь здесь? – предложила я. – Если я не вернусь через час, вызывай помощь. Позвони отцу, потом по 911.
Сцинк покачал головой:
– Ничего не выйдет. Я пойду с тобой – и точка. В конце концов, мы договорились…
Он был прав, и я нехотя кивнула, потом достала из рюкзака комплект запасных ключей к фургону и протянула ему.
– Зачем они мне?
– Это на случай, если тебе придется выбираться одному.
– Но, Лиззи…
– Я имела в виду… вдруг надо будет поехать за помощью или что-то вроде того. – Я изобразила на лице улыбку.
– Ты, я и Лорен выйдем отсюда все вместе или не выйдем вообще, – заявил он, явно стараясь подражать какому-то герою боевика. – На меньшее я не согласен.
– Ладно, посмотрим, что можно сделать, – ответила я и выскочила из фургона под дождь.
Несмотря на плащ, уже через пять минут я промокла насквозь. Ветер дул, казалось, со всех сторон, он пробирался под полы дождевика, настойчиво лез в рукава. Мои джинсы и кроссовки пропитались водой. Сцинку, в хлопчатобумажной толстовке, джинсах и тяжелых рабочих ботинках, приходилось еще хуже.
