Собрать то, что им требовалось, оказалось несложно. Они поделили работу: Стел толкла смолу, а Жак занимался деревом.
– Как ты сюда попал? – спросила Стел.
Жак поморщился. Стел было неловко от ее прямоты, от ее… человечности.
– Тетушка нашла меня.
– Где нашла?
– Возле одного радиационного пятна.
– Почему твои родители ее не остановили?
Жак замялся.
– Их там не было.
– И тебя никто не нашел?
– Никто не искал.
Стел с грустью покачала головой.
– Сколько тебе лет.
– Немного.
– Типа меньше десяти?
Жак пожал плечами.
– Меньше пяти?
Жак посмотрел на свои руки.
– Я болел лихорадкой.
– Ладно, но почему… – Стел осеклась. Вдруг вытаращила глаза и возбужденно хлопнула ладонью по земле. – Стой! Ты что, из города?
Жак вздрогнул, но лгать он не любил.
– Ага.
– Ты из Гнезда? Правда? Правда вырос в городе?
– Ага.
– Ух ты, – сказала Стел. – Ух ты. Мы слышали, что они изгоняли людей под конец, но я думала, что только стариков и младенцев.
Жак вцепился в доску так, что у него побелели костяшки пальцев. Он старался говорить невозмутимо, но на самом деле ему хотелось кричать ей в лицо.
– Лихорадка была сильная.
– Значит тебя послали на смерть? Зачем? Чтобы сберечь еду?
– Ее не хватало, – сказал он натянутым голосом.
– Ого. Ничего себе.
Жак швырнул доску с большей силой, чем намеревался. Это наконец привлекло внимание Стел, и она виновато посмотрела на него.
– Ой. Э-э, мне жаль, – проговорила она. – Наверное, об этом трудно рассказывать.
Жак пожал плечами и взял новую доску.
– Э-э, – сказала Стел. – Мне, наверное, стоит тебе сказать. Они все умерли. Люди в городе. Все стало еще хуже, и с едой, и с радиацией. Хотя некоторые остались живы, даже до самого конца, но те, кто не ушел из города, так и умерли. Да и многие, кто ушел, тоже погибли. Они сильно болели и не знали, где искать кланы. Мы бы помогли. Мы пытались.
Она помолчала, оценивая реакцию Жака.
– Понятно, – ответил он.
– Думаю… наверное… это месть?..
– У меня был маленький братик.
– Ох. Да.
Жак больше ничего не сказал, дав молчанию затянуться. Стел заерзала, по ее лицу стало видно, как ей неловко.
Наконец из нее хлынул целый поток слов:
– Об этом странно так думать, про тот корабль, который так далеко летал, до самого Марса. Аж до другой планеты! И из него сделали целый город, и он существовал лет пятьсот… то есть он реально старый! А потом прошел этот шторм, и что-то случилось с его подземными двигателями, и бабах – никто там больше не мог жить, как бы они ни пытались, все погибали. Тут хочешь не хочешь, а думаешь: что еще может вот так разрушиться? Что еще может бабахнуть, чтобы все, что у тебя есть, пропало?
– То было землетрясение.
– А?
– Землетрясение, а не шторм.
– О, ты помнишь?
Жак пожал плечами.
– Так вот, да. Значит, драконы нашли тебя и принесли сюда? – спросила Стел.
– Только Тетушка. Она обо мне заботилась.
– До или после того, как бросить тебя в яму?
– Может, прекратишь уже? – спросил Жак. Ему хотелось, чтобы это прозвучало сурово, холодно, но вышло скорее жалостливо. – Она и тебе жизнь спасла. Разве это ничего не значит?
Что бы Стел ни собиралась спросить еще, она закрыла рот. И смущенно потупила взгляд.
– Я допустила дурацкую ошибку. Не нужно было меня спасать. Все мне говорят, что стоит быть осторожнее.
– Наверное, и правда стоит.
– Ты прав, – проговорила она спокойно. Затем прочистила горло, а когда заговорила снова, в ее словах ощущалась чрезмерная уверенность. – Ладно. Хорошо, что я оказалась здесь. Хотя бы тебя смогу вытащить.
– Я никуда не пойду.
– Сомневаюсь, что у тебя есть выбор. Все драконы, которых ты тут знаешь, скоро умрут. А новым ты, может быть, и не понравишься.
– Люди для меня тоже будут новые, – возразил Жак. – Даже новее.
– Да, но новые драконы не любят, когда люди врываются в их жизнь. Мы же не хотим убить тебя только за то, что ты внешне не похож на остальных, кто живет у нас в лагере.
Жак сжал губы.
– До тех пор, пока вам хватает еды.
Она помолчала.
– Ладно, хорошо, допустим, люди бывают паршивцами. Но я даю тебе слово, наш клан принимает незнакомцев. Можешь остаться с моей семьей, если хочешь. У нас есть свободный матрац. Мой брат…
Стел впервые запнулась. И дело было не в смущении: она выглядела так, будто проглотила что-то живое и оно трепетало у нее в горле.
Она вытерла глаза тыльной стороной ладони.
– Ладно, в общем, у нас есть лишний матрац.
Жак подумал о Тетушке, об улье и об остальных, о которых обычно старался не думать.
У него запершило в горле.
– Спасибо. Правда. Но я живу здесь.
– Они тебя не пожалеют!
– Они меня узнают.
Отмахнувшись от его возражений, она значительно наклонилась к нему.
– Мы могли бы поискать твоего брата. Не все погибли – это значит, что шанс есть! Я знаю, каково тебе. Ты не можешь остаться!
Она раскраснелась, стала такой уязвимой и слабой. Она чуть не плакала – из-за него. Она была первым человеком, которого он встретил за много лет.
– Ладно, – солгал он. – Я пойду.
Королева умерла. Собирательница знала это по гнетущей тишине и запаху, исходившему из центра улья, по последнему крику старой королевы – королевы Собирательницы, – ослабевшей в окружении только что полинявших Воительниц. Ее собственных дочерей.
Так было заведено. Такова была жизнь. Новой королеве предстояло покормиться телом старой, а потом вырасти большой и сильной и отложить яйца, из которых когда-нибудь вылупится ее собственная смерть.
Собирательница всю жизнь знала, что это однажды случится: что она сама останется одной из последних сестер, ее зрение померкнет, крылья изорвутся в клочья, королева умрет. Она всегда ожидала, что умрет, выполняя свой долг для нового выводка, и ее безжизненное тело разберут Чистильщицы, чтобы свалить потом в хранилище. Она послужит улью, даже будучи мертвой. Если она и не стремилась к этому, если и не желала, чтобы это случилось скорее, это все равно казалось правильным и уместным.
