Тогда Олав спешно вскочил на Бастарда и потянул Наала за собой. Взмахом ножа перерезал веревку, и его конь вздыбился, а затем побежал, быстрый, как ветер, подальше от огня. Олав бросил лагерь со всем своим снаряжением, не раздумывая, предав его огню. Ибо, когда Бастард вставал на дыбы, Олав почувствовал, как цепкие когти пытались ухватить его за ногу, а когда конь поскакал прочь, он успел оглянуться и увидеть на фоне огня черную бесформенную фигуру, которая все еще тянулась в его сторону.
Он решительно, яростно скакал сквозь ночь, весь мир горел у него за спиной, а утром проснулся у холодного костра, чувствуя боль.
Порт Хешем изгибался вокруг гавани, расползаясь по горным склонам, точно лабиринт храмов с золотыми крышами и высокими стройными башнями, облицованными слоновой костью, вперемешку с приземистыми домиками из глины и плетня, увеселительными садами богачей, крепкими каменными складами, общественными площадями, зданиями гильдий и редкими верфями, печами и скотобойнями – все это соединялось широкими, облицованными гранитом проспектами и узкими переулками, где пахло пряностями, смолой и верблюжьим навозом. В свой первый день в городе Олав воспользовался возможностью и взял на себя роль карманника в толпе, собравшейся, что довольно иронично, чтобы поглазеть на публичное потрошение и обезглавливание вора. Улова в тот день хватило, чтобы купить им двоим щедрый обед с вином, а потом долго отмокать в горячей воде закрытых ванн. Когда Наал, со скользким от жира лицом, гневно заявил, что не нуждается в подобных роскошествах, Олав поднял его, трепыхающегося, в воздух и бросил в ванну. После чего вошел сам, уже голый, и принялся снимать промокшую одежду с мальчика.
Тогда-то Олав и обнаружил, что Наал на самом деле был Наалой – девочкой. Ее опекуны подстригли ей волосы и научили сквернословить, как мальчишку, чтобы защитить ее от грубиянов, с которыми неизменно приходилось иметь дело торговцам.
Открытие не особенно изменило их отношения. Наала осталась так же угрюма, каким прежде был Наал, и не менее трудолюбива. Она умела готовить, штопать, убирать и выполнять всю рутинную работу, что требовалось выполнять путнику. Олав думал купить тканей, чтобы она сшила себе подходящую одежду, но из тех же соображений, что ее опекуны до него, предпочел оставить все как есть. Только когда она вырастет – пусть это, представлял он, и случится скоро, – им и предстояло с этим разбираться. До тех пор же проще было оставить ее мальчиком.
Также он, по ее настоянию, продолжил обучать ее владению оружием.
Своего нового хозяина Наала презирала. Однако торговцы, даже если они совсем молоды, должны быть настоящими прагматиками. Она понимала, что иного выбора у нее нет. Мало кто из сирот доживал в городе до взрослых лет, а те девочки, кому это удавалось, становились проститутками, что ее не прельщало. К тому же Олав никогда не бил ее, только шлепал по щекам и то по делу. Так что хозяином он был неплохим. Поэтому она жила с ним дальше.
Но главнее всего было то, что Наала училась драться, а это, знала она, станет ее бесценным умением, когда она вырастет и вернется в пустыню, чтобы очистить ее от паразитов, которые убили ее родных.
Временами, однако, Олаву снились кошмары, и Наала поднималась со своего тюфяка, чтобы его разбудить. По-видимому, из-за этих кошмаров он много выпивал. Но больше всего Наалу волновали расходы. Так, однажды, вместо того чтобы слоняться по городу, изучая его пути и дорожки – например, чем выше, тем богаче были дома, а чем ниже, тем грязнее воды, – выясняя, до какого уровня можно торговаться с менялами и тому подобное, она сшила сумку из выброшенных лоскутов ткани и направилась по склону к галечному берегу на окраине.
Она была на полпути к пункту своего назначения, когда дорогу ей преградил оборванный мальчишка, который, уперев руки в бока, ухмыльнулся и произнес:
– Слышь, жердь!
Наала легко приняла стойку и скользнула руками так, чтобы ее посох оказался в оборонительной позиции.
– Чего?
– В последнее время часто тебя вижу, ходишь важный, как петух. Эта штука, видимо, значит, что ты и драться умеешь?
– Попробуй – узнаешь.
Мальчик, испустив боевой клич, ринулся на нее с кулаками.
Дубинка Наалы опустилась почти до земли. Она просунула ее между ног мальчика и отпрыгнула в сторону, при этом толкнув верхний конец вперед, использовав посох как рычаг.
Мальчик упал лицом в землю.
Когда он попытался подняться, Наала стукнула дубинкой ему по колену. Потом по руке. Потом по другому колену. Она била мягко, хотя и по себе знала, что ему больно все равно. Но сломать кости она так не могла. «Если придется драться, то дерись насмерть, – сказал ей однажды Олав. – Или просто немного предостереги врага. Все, что между, только сильнее его обозлит».
– Сдаешься? – спросила Наала.
– Сдаюсь, – сказал мальчик и представился: – Я Слив.
– Наал.
– И куда ты идешь с этой сумкой?
– На пляж, гальку собирать. Хочешь со мной?
– Наверное.
Так Наала и Слив стали друзьями. Не близкими, впрочем, но осторожными союзниками.
Когда Олав вернулся в их комнату после продолжительного распутства, Наала разложила две горсти гальки аккуратными рядами на столе, который, вкупе с парой простеньких, но крепких стульев, был причиной их повышенной платы за аренду. Когда Олав их увидел, то спросил:
– Что это?
– Представьте, что каждый этот камешек – это драхма. Столько у вас было, когда мы впервые вошли в Хешем. – Наала смахнула четыре из них обратно в сумку. – Пиршество. – Смахнула еще два. – Бани. – Шесть. – Комната. – Один. – Недельный корм и стойло для Бастарда. – Еще два. – Женщина. Вино. Вино. Вино. Еще женщина. – Галька исчезала, пока на столе не оказалось всего лишь четырнадцать камешков. – Вот сколько осталось.
– Мне, чтоб это знать, достаточно заглянуть в кошелек. – Олав весело смахнул еще три камешка. – Ты не посчитала сегодняшнюю женщину. Я ей дал лишнюю монету за то, что она… В общем, осталось только одиннадцать.
– За съем надо будет платить через три дня, и за комнату, и за стойло. К тому же у нас нет еды. И нет работы. Старики, которые сидят у причала и наблюдают за лодками, говорят, что только контрабандисты отваживаются рисковать своими судами, пока Морские Лорды и Хеш не заключат мир, а контрабандисты не доверяют никому, кроме своих. – Она смахнула в сумку последний камешек. – Пора нам покидать Хешем.
Олав почесал бороду.
– Да, кстати, насчет этого… мне в последние недели снились такие сны… кошмары… уверен, ты это заметила. Что-то идет за мной из пустыни. Что-то могущественное. Что-то, с чем никто не пожелает встречаться. Оно не может войти в город – здесь слишком много чародеев, слишком много силы. Но если я уйду, оно меня найдет. Поэтому я должен остаться. У меня, похоже, нет иного выхода, кроме как продолжить заниматься карманничеством.
