Кажется, всего за несколько минут весь город прознал о твоем прибытии. Все поворачивают головы, следят за тобой глазами. Я боюсь останавливаться, но не проходит и часа, как мы обе успеваем проголодаться, и когда мы приближаемся к тележке со слоеными лепешками, начиненными семенами лотоса, мы не можем не задержаться. Торговец, увидев тебя, выдает тебе гораздо больше лепешек, чем мы в силах съесть, но отказывается принять наше серебро. Я оставляю несколько монет на его тележке, но он догоняет нас. И не отстает, пока я не принимаю монеты обратно.
– Прошу, – молит он. Он него пахнет сахаром. Его влажные глаза покраснели.
– Это меньшее, что я могу сделать.
Вокруг нас уже собралась небольшая толпа зевак. Я внезапно потею. Не знаю, что делать. Отец велел мне не искать особого отношения из опасения, что люди сочтут, будто мы используем свое положение. Сбитая с толку, я смотрю на тебя.
– Спасибо, – говоришь ты торговцу и идешь дальше.
Я складываю деньги в кошелек и следую за тобой.
Толпа от нас не отстает и только растет по мере того, как мы пробираемся по каналам. Тебя это, кажется, не заботит. Ты хорошо умеешь игнорировать внимание – ты, так к нему привыкшая. Ты смотришь прямо перед собой, не дразня публику, не давая ей повода для насмешек. Ты держишь спину прямо, тянешь подбородок, твое лицо безмятежно, будто ты вообще не замечаешь никого вокруг.
Когда кто-то криком спрашивает, страшно ли тебе – откуда вообще доносится этот голос? Кто это? Я их убью – ты только моргаешь, улыбаешься и качаешь головой.
– Вот, возьми, цзецзе
[33]. – Ты передаешь мне лепешку с лотосом. – Они еще теплые.
Ты никогда не была обычным ребенком.
Все на острове Ао знали, что ты особенная, с самого дня твоего появления на свет. Ты родилась совершенно молча и ровно дыша, уже с густыми черными волосиками и милыми темными глазами. Твой взгляд надменно блуждал по комнате, будто ты была разочарована всеми за то, что подняли такую суматоху. Акушерка даже не взяла полной платы, потому что ты не потребовала от нее особых усилий.
Ты была стройным малышом, и по мере того как росла, ты становилась еще изящнее, ручки и ножки у тебя были тонкие, как у птички. Если у всех нас была смуглая кожа, цвета кокосового ореха, то твоя сверкала, как фарфор, как лунный свет. К трем годам твои волосы отросли до пояса и такими остались, потому что Мама не могла вынести, чтобы их остригли, эти густые шелковистые локоны, которые так легко заплетались и никогда не завивались после дождя, как мои.
Когда тебе исполнилось десять, тебя уже считали самой красивой в деревне. И все же ты не избаловалась и не загордилась. Нам никогда не приходилось одергивать тебя, чтобы ты вела себя скромнее. Ты обладала множеством добродетелей, и скромность была одной из них. Ты принимала наши похвалы с глубокой благодарностью, реагируя не больше, чем гора в ответ на то, что ее зовут великой.
«Когда-нибудь она будет разбивать сердца», – говорили все наши соседи, и родители с ними соглашались.
Ты была не только красива, но и удивительно умна. Могла зачитывать танские поэмы
[34], услышав их всего раз. Могла считать в уме быстрее всех, когда тебе еще не было и девяти. Мама и Баба наняли тебе учителя, чтобы преподавал тебе литературу и углубленную арифметику – предметы, которые молодые юноши сдают, чтобы стать государевыми чиновниками, – они не жалели тратить на тебя столько, сколько мне никогда не видать. Когда ты преуспела даже в этих науках, родители стали предлагать тебе попробовать поступить в университет на материке, пусть даже половина из них никогда не принимала девушек.
«Она выйдет за принца. Она станет первой придворной ученой. Она прославит наш остров». Все обожали фантазировать о том, что ты можешь сделать и кем можешь стать, потому что возможности, казалось, были безграничны.
Но сама ты никогда не говорила о своем будущем.
– Цзецзе?
– Что?
– Как ты думаешь, какой из себя Дракон?
Я не могу подавить дрожь.
Ты же знаешь историю о драконе и рыбаке. На протяжении своей короткой жизни ты слышала бесконечное множество вариаций – от родителей, тетей, дядей, друзей, учителей. Каждый рассказывает ее по-своему, потому что каждый хочет верить во что-то свое.
Есть только три неизменности. Дракон. Грот. Рыбак.
Сегодня утром, перед тем, как мы сели в сампан, ты слышала версию Бабы. Давным-давно была деревня, которая погибала от засухи. Земля в ней сморщилась и пошла трещинами. Птицы оттуда улетали, и в лесах никто не пел. Запасы зерна пошли на убыль и исчезли совсем. Перед неминуемой голодной смертью жители послали своих священников к Владыке Дракону, который правил водами из грота в Реке о Девяти Излучинах, и стали молить его о дожде. Они предложили Дракону множество даров – нефритовые статуэтки, горы серебра, причудливо раскрашенные настенные свитки, стаи кур и стада коз. Все ценности, что имелись в деревне. Дракона это не удовлетворило. Священники, отчаявшись, попросили Дракона назвать свою цену.
– Я голоден, – сказал Дракон.
– Мы устроим тебе великий пир, – сказали священники. – Все наши лучшие яства…
– Я не жажду звериного мяса, – сказал Дракон. – Мне нужно мясо более редкое. Если вы хотите дождя, вы предоставите мне это мясо.
Священники уставились на Дракона в ужасе.
– Мы не можем заставить наших людей на это пойти.
– Этого и не требуется, – сказал Дракон. – Моя пища должна прийти по своей воле. Страх только портит вкус. Я приму лишь добровольца.
Священники после многочасовых споров не сумели решить, кому жертвовать своей жизнью ради деревни. Они бросили жребий, но проигравший отказался идти, сказав, что слишком стар и его плоть слишком сухая и жесткая. Наконец старый рыбак, который возил священников в грот Дракона и обратно, перебил их и вызвался пойти вместо них.
– Либо я умру, либо умрут мои дочери, – сказал он, когда священники выразили свое изумление. – Вот и все.
Так деревня была спасена.
Священники рассказывали тебе другую версию. Давным-давно, на одном умирающем острове, священники из голодающей деревни посетили Владыку Дракона, который до того благословлял их ливнями, и спросили, что стало не так.
– Я слабею, – сказал Дракон. – Я стар. Мой дух увядает, и я больше не могу править этим гротом. Один из вас должен занять мое место. У вас будет власть над дождем, реками и океанами. Но вы должны будете оставаться в этом гроте, ибо он источник моей силы. Вы никогда не сможете уйти.
В этой версии рыбак тоже вызывается добровольно, несмотря на то что у него есть две дочери, которых ему будет очень не хватать. Через год после того, как он вошел в грот, его жена приводит к нему дочерей. Но к тому времени у рыбака поредели волосы, зубы стали длинными и острыми, а кожа превратилась в сверкающую голубую чешую. Девочки кричат и убегают, едва его завидев. И больше никогда не приходят увидеться с отцом.
