Сперва я стала мучить тебя своим безразличием.
Видишь ли, когда я тебя возненавидела, мне хотелось сделать тебе больно, а легче всего добиться этого, как мне казалось, было не обращая на тебя внимания.
На следующий день после того, как у нас побывала сводница, ты попросилась пойти со мной, когда я собралась проверить птичьи ловушки в лесу, и я сказала «нет».
– Ты будешь мешать, – ответила я. Прежде я никогда тебе этого не говорила, и мы обе знали, что это ложь; ты ловчее всех обращалась с этими ловушками. Но я все равно так сказала. – Ты всегда ходишь за мной по пятам. Неужели не можешь оставить меня в покое?
Я поразилась тому, как быстро у тебя на глазах выступили слезы. Я не ожидала, что ты будешь настолько разбита. На миг я оцепенела. А потом ощутила прикосновение толстого, извивающегося щупальца восторга – от того, что тебе было так важно мое мнение. Что я, твоя цзецзе, обладала такой властью над тобой.
Поэтому я начала постоянно тобою пренебрегать. Цзецзе, хочешь попускать со мной бумажных воздушных змеев? Нет. Цзецзе, пойдем слазим за кокосами? Нет. Потом ты наконец перестала меня звать, но я знала, что время ничуть не притупляло твою боль. У тебя не было больше друзей на острове – ты либо сама отпугивала других девочек твоего возраста, либо они отпугивали тебя. У тебя была только я, но я отказала тебе в дружбе.
Но мне было мало только причинить тебе боль, ведь все вокруг по-прежнему тебя любили. Если ты вдруг начинала плакать, кто-то всегда бросался к тебе и утирал слезы, говорил, какая ты особенная и чудесная. «Тише, тише, не плачь, маленькая жемчужинка. Ты же такая милая. Зачем тебе плакать?»
Я думала, что если смогу убедить жителей острова, что ты не так чудесна, каковой тебя все считают, то тогда мы, может быть, станем равны.
Вот почему я рассказала всем мальчишкам, что ты – белая змея.
Мы же выросли на историях о магических белых змеях – красивых женщинах, под чьим видом на самом деле скрывались могущественные демонические змеи, которые сотнями лет использовали людской облик, чтобы обманывать глупых мужчин и заставлять их в себя влюбляться. На большой земле истории о белых змеях – это истории любви. Их мужья неизбежно раскрывают их истинную суть, но несмотря на это, клянутся им в вечной любви. Любовь берет верх над их естеством. Белые змеи – не хищницы, они просто желают познать людскую любовь.
Но на нашем острове истории о белых змеях – это истории об обмане. Эти змеи соблазняют и манипулируют. Они ослепляют всех своей истинной природой – ядовитой, скверной и отвратительной. Когда священники выясняют их суть, они опаивают змей, чтобы те лишились своего человеческого очарования, а потом отрубают им головы.
В этом, сказала я мальчишкам, и состоит секрет твоей красоты. Вот почему твоя кожа сияет белизной, вот почему она не смуглая, как кокосовый орех. Вот почему твоя улыбка всегда так загадочна и соблазнительна. Вот почему ты могла за несколько дней предсказать, когда пойдет дождь; вот почему ты знала, что старший сын тетушки Ео ушибся, взбираясь на дерево, несколькими часами ранее, чем его нашли.
– Я видела, как она возвращается в свой настоящий облик, – сказала я им. – Она не может оставаться человеком бесконечно. Это ее изматывает, и ей нужно отдыхать. Когда она думает, что никто не видит, она снимает с себя одежду и сжимается в скользкий клубок. – Я сплела пальцы в воздухе для пущего эффекта. – Вот так она и спит.
Конечно, я никогда не видела ничего подобного. Но это звучало так грязно и так восхитительно. Они выслушали мою правду – через метафору – о том, как сильно я тебе завидовала и как ненавидела твои достоинства, которые никак не могли быть естественными, потому что будь они неестественны, как подразумевали мифы, то это были вовсе не достоинства, а демонические уловки.
Я не думала, что мальчишки поверили мне.
Я не думала, что они зайдут так далеко.
Мальчишки были неуемными, и мы знали их с детства. Мы ведь вместе росли. Вместе играли, рыбачили и лазали по деревьям. Вместе плавали голышом в океане, ничуть не стесняясь, потому что тогда наши тела были просто бесполыми и естественными. Мальчишки были шумными и бойкими; возможно, слишком вспыльчивыми и слишком быстро лезли в драку, но никогда не причиняли нам вреда. Мальчишки были хорошие.
Я думала, они посмеются над моей историей.
Я думала, они посмеются и подразнят тебя, когда увидят. Или хотя бы перестанут тобой восхищаться.
Прошу, поверь мне, сестра. Я никогда не думала, что они причинят тебе вред.
– Уже пора? – спрашиваешь ты.
В толпе стало тихо. Все выжидали.
Я смотрю на темнеющее небо. Солнце уже проливает краску на розовые облака, но еще не скользнуло к горизонту.
– У нас есть несколько минут, – говорю я.
– Хорошо, – отвечаешь ты. Ты стоишь, закрыв глаза. Я не знаю, о чем ты думаешь, но я и не спрашиваю. Я робко тянусь к твоему плечу, затем, так же неуверенно, отдергиваю руку. Мне хочется тебя утешить – это ведь мой долг, за этим Баба с Мамой послали меня с тобой, – но я не знаю, как это сделать. Я понятия не имею, что сказать, чтобы тебе стало легче. И я не могу утешить тебя жестами – я не могу быть сильно старшей сестрой, которая прижмет тебя к груди. Я давно отказалась от всех притязаний на эту роль.
– Я не боюсь. – Ты сама отвечаешь на мой вопрос. В твоем голосе нет страха. Ты говоришь с каким-то неземным спокойствием. Ты улыбаешься и сжимаешь мою руку. – Просто воспоминания нахлынули.
На нашем острове обитают смертельно опасные змеи, тонкие, как указательный палец, и длинные, как рука взрослого человека. Они прячутся в старых кострищах и кустах на опушке леса. Попадаются редко, но встреча с ними несет смерть. Одного укуса достаточно, чтобы жертва раздулась до нелепых размеров, каждая конечность распухла, как перезрелое, в красно-зеленую крапинку манго. В детстве нас учили распознавать их яркий окрас – красный или желтый вперемежку с черными полосками, как у сигналов тревоги. Когда наши родители находили гнезда змей, они зачищали их двумя средствами: дымом, чтобы выкурить их на открытое пространство, где мы стояли, поджидая их с лопатами, готовые рубить головы, и острым белым уксусом, которым поливали землю, чтобы тот обжег змеям животы, когда они попытаются уйти.
Меня не было рядом, когда мальчишки на тебя напали. Только за этим зыбким оправданием я и могла спрятаться. Я не знала, что они задумали. Я им не говорила так поступать.
И я до сих пор не знаю, что именно произошло. Как и ты. Ты ничего нам не сказала, когда пришла домой, объятая едким, кислым запахом, в рваной одежде, обожженной, равно как и твои волосы. На твоей бледной коже были сотни воспаленных ран. Следы от слез оставили следы в саже на твоем лице, но плакать ты уже давно перестала. Ты не хотела ничего рассказывать. Баба тысячу раз умолял тебя сказать, кто это с тобой сделал, но ты лишь молчала, тараща глаза и дрожа всем телом.
