Знала только я. Дым и уксус. Мы все знали, что так убивают змей. Логика мальчишек была очевидна.
Но я ничего не сказала. Я боялась, что, если выдам мальчишек, они выдадут меня.
В ту ночь священники пришли в наш дом в последний раз. К тому времени Мама вытерла сажу с твоего лица и завернула тебя в шелковый халат, чтобы скрыть твои шрамы, которые все еще сочились кровью. Но священники будто ничего не заметили. Они пришли по совсем другому делу.
Они сказали, что кости оракула возвестили: твой год настал.
– Что это значит? – спросила наша мать.
Верховный священник спокойно заглянул ей в глаза и сказал:
– Это значит, что Дракон одинок.
И тогда наша мать закричала.
Наконец солнце готово скрыться за горизонтом. Оно уходит, изливая свое сияние на мелководье и обдавая наши лодыжки топленым золотом.
Наших родителей здесь нет. Мама пришла бы вместо тебя, если бы они ей позволили. Баба разорвал бы священников на куски голыми руками, если бы считал, будто это хоть что-то изменит. Но смотреть на это они не могли. После того, как ты сказала священникам, что пойдешь добровольно, родителям уже ничего не оставалось. Они не могли тебе запретить – они никогда бы так с тобой не поступили. Они уважали твой выбор. Они попрощались с тобой на острове. Но они не хотели, чтобы ты в эти последние минуты осталась одна, поэтому они послали меня.
Почему они так быстро решили, что мне будет легче это вынести? Потому ли, что знали или хотя бы подозревали, что я не так уж сильно тебя люблю?
Я не знаю, что сказать. Я весь день подавляла в себе скорбь; хотела как можно дольше поддерживать иллюзию, что мы приехали сюда только из-за фестиваля. Но теперь настала минута, когда слова застревают в горле, как сухие рисовые шарики.
Ты не ждешь, пока я снова обрету голос. Свет быстро меркнет, и тебе надо спешить, пока он совсем не ушел. Ты делаешь два шага навстречу гроту, после чего оглядываешься через плечо.
– Ты была хорошей сестрой. Лучшей из лучших.
Потом ты улыбаешься, и мне хочется разрыдаться.
– Прости меня. – Этого недостаточно. Это не то, чего ты заслуживаешь. Но я никогда не смогу дать тебе большего. Для этого уже слишком поздно.
– Меймей, я…
Ты не оборачиваешься.
– Помни, – говорю я тебе вслед, когда волны мягко покачиваются у тебя на уровне груди. – Все мифы – неправда.
Я не знаю, что случится с тобой в том гроте.
Я знаю только то, что говорят люди. Я знаю, что воображает наша мать в своей скорби: что Дракон быстро расчленит твое тело, разорвет его клыками. Но я почему-то нахожу это зверство нелепым, невозможным в этом тихом лунном свете. Дракон дает и оберегает жизнь, он приносит дождь, он хранит наши острова. В конечном счете он – благодетель, а не какое-нибудь бешеное чудище.
Старый рыбак, которого я встретила на местном рынке, как-то поведал мне милую историю. Он сказал, что ему напела ее птица, которая услышала эту историю от рыбы с радужной чешуей, что плавала к северу от Реки о Девяти Излучинах.
Он сказал, что грот этот ведет в прекрасное место. Сказал, что Дракон добр к своим подношениям и обращается с ними хорошо; учит их магии, учит плавать под водой так, чтобы не было нужды всплывать на поверхность за воздухом. Он ослепляет их взор сокровищами, о которых мы, живущие над водой, можем лишь мечтать, и поэтому они никогда не возвращаются. Этот новый мир настолько прекрасен, что им уже не хочется возвращаться.
Кто виноват в том, что наши чудовища так одиноки? Белая змея обратилась в человека, потому что жаждала прикосновения теплой, любящей плоти. Дракон каждый год молит о новом спутнике, потому что сидит совсем один у себя в гроте – своем месте силы и при этом своей тюрьме.
Наши чудовища одиноки, и их нельзя винить в том, что их поцелуи ядовиты или что они топят в своих объятиях. Подозреваю, это потому, что они не знают, как нужно любить, а мы никогда их не учили – когда они отваживались войти в наш мир, мы отвечали им огнем, щелоком, уксусом и копьями. Мы принимаем ваши дары, но все равно изгоняем вас, потому что вы нас пугаете. Вы не можете помочь нам. Мы не можем помочь вам. Мы требуем и забираем все от вас, а свою неблагодарность списываем на страх. По-другому мы не умеем.
Теперь солнце исчезло, и я могу разглядеть лишь твою бледную шею и уши, торчащие над водой.
В Арлонге уже больше двух месяцев не было дождя. И если в мире существует какая-то справедливость, его не будет еще очень долго.
Лакки и ее дракон. Келли Барнхилл
Келли Барнхилл (kellybarnhill.com) является автором удостоенного Медали Ньюбери романа «Девочка, которая пила лунный свет» и получившей Всемирную премию фэнтези повести «Маг без лицензии», а также других повестей и рассказов. Награждена стипендиями фондов Макнайта, Джерома, Совета по искусству штата Миннесота и Литературного центра «Лофт». Ее последняя книга – сборник рассказов под названием «Ужасные юные леди».
То, что дракон возник случайно, не умаляло любви Лакки к нему. С того момента, когда она увидела, что ее научный проект содержал такой фундаментальный изъян, что в одно мгновение произвел крошечного, ошеломленного, мигающего глазками дракона, такого мелкого, что он мог поместиться в чайной ложечке, которую держала бы другая чайная ложечка (он вправду был настолько мал, что Лакки едва его не проворонила; это стало бы трагедией – тогда она не только провалила бы свой проект, но и упустила бы шанс подержать в руке дракона, которого, она уже знала, будет любить до скончания времен), Лакки разом поняла, что сейчас ее жизнь станет куда прекраснее, чем была прежде. Она подхватила дракона и уставилась на него, потрясенно разинувшего рот.
– Не бойся, – прошептала она с колотящимся сердцем, – я о тебе позабочусь.
Отныне и вовеки веков, знала она в душе. Само собой. Она не то что сказала «да», а скорее признала, что это «да» предрешено и что казавшаяся случайной вселенная сплела заговор, чтобы принести невероятно крошечного дракона на ладонь почти десятилетней девочки, бесспорно достойной самого лучшего.
Ее научный проект – или то, что от него осталось, – стал пузыриться и пениться. Странное свечение на его поверхности приобрело более зловещий блеск. Края стеклянной мензурки загнулись и задымились. Лакки было все равно. Она с изумлением смотрела на крошечное существо у себя на ладони. Дракончик – не больше лимской фасолины – смотрел на нее в ответ.
– ЛЮСИНДА БЕВИНГТОН-КОУТС!
Лакки подскочила, услышав свое имя, и в ужасе посмотрела на учителя, который несся к ней через весь класс, словно разъяренный носорог.
– Что, черт возьми, вы наделали? – В голосе мистера Шоу ощущалось разочарование и непреклонность. Лакки была совершенно уверена, что он не видел дракона у нее на ладони, глядящего на свою новенькую вселенную относительно крупными зелеными глазами, мокрыми от слез. Но на всякий случай быстро накрыла ладонь другой рукой и уставилась на учителя, надеясь, что ее лицо обрело достаточно невинный вид.
