– Секундочку, – сказала миссис Холлинз. – Сейчас открою.
Это было целое дело. Дверь в дом миссис Холлинз была толстая, широкая и очень тяжелая – изначально она размещалась на какой-то сверхсекретной экспериментальной подлодке. Миссис Холлинз никогда не рассказывала, состояла ли она в экипаже. Но Лакки полагала, что да.
– Интересному дому положено иметь интересный вход, – сказала как-то миссис Холлинз. Лакки зарубила это себе на носу. Может, когда-нибудь эта информация пригодится ее маме. Ну, мало ли.
Чтобы дверь открылась, должно было сработать бесчисленное множество различных рычагов, защелок, шестеренок, пружин и моторчиков. Миссис Холлинз требовалось лишь потянуть за шнурок (он был из красного бархата и когда-то служил частью циркового представления), однако весь процесс занимал больше минуты. Дверь загудела, заскрипела, застонала, загрохотала – и наконец открылась. Миссис Холлинз стояла в проеме, ее морщинистые губы расплылись в улыбке. У нее были короткие седые волосы, торчащие во все стороны, будто сверкающие булавки. Она стояла в тонком хлопчатобумажном платье с накладными карманами, которые оттопыривались от инструментов, белом лабораторном халате и паре черных резиновых сапог. И хотя ее глаза были маленькими и ясными, как камешки, очки действовали как увеличительные стекла, отчего они казались похожими на планеты-близнецы, а лицо – меньше размером, чем на самом деле. Она моргнула раз. Моргнула другой. Наклонилась так близко к Лакки, что они чуть не соприкоснулись носами.
– Что-то изменилось. – Ее увеличенные глаза слегка прищурились. – В тебе что-то изменилось?
– Нет, – ответила Лакки.
– Тебя будто стало меньше. Тебя стало меньше? – спросила миссис Холлинз. Затем вытащила из кармана измерительную ленту и измерила череп Лакки. Нахмурилась.
– Вряд ли, – сказала Лакки. Дракон зашуршал в ланч-боксе. Лакки от предвкушения чуть не падала в обморок. Сейчас-сейчас миссис Холлинз его увидит!
Старушка хрюкнула. Затем пожала плечами.
– Ладно, мне, наверное, показалось. Заходи тогда. – Она заковыляла на кухню. – Я чайник поставила.
Миссис Холлинз была ученой и изобретателем, и в каждой ее комнате гудело что-то механическое. У нее были машины, которые открывали банки; машины, которые сообщали, что туалет занят; машины, которые закрывали ставни, если очень громко прочистить горло (это оказалось проблемой, когда миссис Холлинз подхватила воспаление легких). У нее были машины, которые показывали видеоизображения лабораторий по всему миру (включая ту, что находилась, судя по всему, в открытом космосе); машины, которые управляли ее разнообразными лабораториями в подвале, и машина, которая ползала по дому с метелкой из перьев и влажной тряпкой, потому что протирать пыль никогда не бывает лишним.
Миссис Холлинз ходила с тростью, на нижнем конце которой находилось четыре зубца. Трость эта казалась вполне обычной, если только не обратить внимание на то, что каждый зубец был оснащен собственным оптическим механизмом, который помогал удерживать равновесие и реагировал на каждое движение. Опрокинуть трость было невозможно. Лакки знала это, потому что однажды попробовала это сделать, пока миссис Холлинз дремала на диване. Трость не только мгновенно выровнялась, но и, встав перед Лакки на дыбы, выгнала ее из комнаты, будто лабрадор, с излишней усердностью защищающий хозяина.
Лакки однажды сказала миссис Холлинз, что той стоит дать трости какое-нибудь крутое и представительное имя, например, Клык, Задира или Волчица. Миссис Холлинз ответила ей, что давать имена машинам глупо, ведь у них нет души.
«Нельзя давать имя тому, у чего нет души, – сказала миссис Холлинз. – Это всем известно».
Лакки поставила ланч-бокс на кухонный стол.
– Миссис Холлинз! – пропищала она. Ей едва удавалось сдержать возбуждение. – У меня потрясающие новости. – Она положила руку на ланч-бокс и стала прыгать на месте.
Миссис Холлинз сунула руку в накладной карман своего платья и вытащила вычурный театральный бинокль. Затем нахмурилась.
– Нет. С тобой что-то случилось. В тебе чего-то не хватает.
– Во мне? – переспросила Лакки. – Чего во мне не хватает?
– Не знаю, – сказала миссис Холлинз, и ее морщины собрались вокруг окуляров бинокля. – Сама мне скажи.
Лакки покачала головой.
– Не думаю, что во мне чего-то не хватает. Зато у меня кое-что есть, миссис Холлинз. Кое-что новенькое. И я пытаюсь вам об этом рассказать.
В этот момент вскипел чайник, но вместо свиста он издал женский голос, поющий песню из оперы – миссис Холлинз однажды пояснила, что это была «Травиата», будто Лакки понимала, что это значит. Лакки ценила это в миссис Холлинз: старушка всегда считала, что Лакки знает больше, чем на самом деле, в отличие от всех остальных взрослых, которые думали наоборот.
Лакки покачала головой.
– Нет, все не так. Я ничего не находила. Я кое-что создала. Кое-что драконье. Случайно. Но все же. Я создала. Так же, как вы создаете всякие вещи. – Лакки указала на крошечную восьминогую машину с присосками на ножках, которая как раз мыла окно на кухне.
– Не могу сказать, что понимаю, о чем ты, – сказала миссис Холлинз, настраивая бинокль. – Покажи мне, что у тебя в коробке. – Она произнесла это, как настоящая ученая. Ведь ученых всегда интересуют данные наблюдений. Лакки едва сумела сдержать восторг.
Она открыла ланч-бокс и довольно улыбнулась. Ее дракон сидел по центру и смотрел большими любопытными глазами. Ее личный дракон. Лучше и быть не могло.
– Разве он не чудо? – спросила Лакки с придыханием.
Миссис Холлинз тяжело опустилась на полированный металлический стул и снова поправила толстые стекла бинокля.
– Время от времени люди называют чудом те или иные вещи. И делают это, пожалуй, чаще, чем следовало бы.
Она протянула руку, чтобы дракон заполз на нее. Тот стал чуточку больше, чем был изначально. Если в школе он был с лимскую фасолину, то теперь вырос до размера виноградины. Дракон стоял на открытой ладони миссис Холлинз навытяжку, уставившись на нее, пока она так же пристально смотрела на него. Она наклонила ладонь, чтобы дракон перелез с одной руки на другую, бормоча при этом что-то по-старострански. Лакки знала, она делала это ради научного исследования, и ее переполняла гордость за случайное создание дракона, который был настолько достоин тщательного изучения.
– Умничка, дружище! – прошептала она.
– Почему бы тебе не налить кипятка в заварник, дорогуша, – сказала миссис Холлинз и покосилась на Лакки. – Ты не придумала ему имя, нет? Дракону, я имею в виду.
Лакки испытала такое чувство вины, что у нее едва не подкосились ноги. Она не назвала своего дракона! Что же она за драконья родительница? Как можно было о таком забыть? Она положила два чайных пакетика в механический заварник и залила кипятком. У заварника были короткие ножки, гибкие ручки и таймер, который не позволял чаю завариваться чересчур сильно. Лакки поставила его на стол.
