– Избранная, – донесся сквозь тьму голос Лянлей.
Слишком близко.
«Беги, – сказал ей тогда Онджи. – Доберись до двери».
Коридор, по правой стороне, потом большой зал, сказала Ву Кён.
Шан Тао сделала глубокий вдох и побежала, глядя на стены. Луны мерцали и изгибались, превращаясь в драконов, огибавших звезды, деревья, вырастающие из планет, звезды были будто шпильки в прядях седых волос, струящихся из прорехи в ткани мироздания. У самой Шан Тао подгибались ноги, каждый шаг означал начало падения, которое внезапно и болезненно прерывалось.
Позади – хлопанье крыльев. Она побежала, и вселенная раскололась, сжалась, странная боль в груди вернулась, тошнота усилилась до того, что, казалось, слилась с ее сердцебиением. Ноги болели, но Шан Тао не обращала на боль внимания. Ей нужно было добраться до двери. Нужно было выжить, так или иначе.
Она свернула в коридор, почти его не заметив, – наполовину вбежала, наполовину запрыгнула в гораздо более тесное пространство, являвшее собой ряд колонн, спиралью уходивший в бесконечность. А потом и этого пространства не стало – она очутилась посреди другой сферы.
Эта была настолько крупнее, что Шан Тао едва различала ее изгибы. Когда она вошла в нее глубже, Шан Тао стали преследовать золотистые и серебристые линии: бледные и мерцающие узоры на полу прилипали к стопам, и оттуда к лодыжкам поднимался странный зуд. Когда Шан Тао наконец остановилась, тяжело дыша, узоры рванули к стене сферы – и вздыбились, словно змеи, посреди пустого пространства, выгнулись, описав идеальный круг, который постепенно разверзся, и внутри него оказалась лишь тьма.
Дверь дворца.
Почти добралась.
Шан Тао сделала один робкий шаг, потом еще. Боль в груди вспыхнула, стала невыносимой. Нет. Нет. Она положила руку себе на грудь – и ощутила, как колотится ее сердце, как дрожат слабые ноги. Она могла. Оставалось лишь несколько шагов.
Впереди, резко и отчетливо, лязгнула цепь.
Когда она посмотрела туда, в дверях стояла Ву Кён. Не та женщина, которую она видела в лабораториях – не та, что протянула руку и помогла Шан Тао подняться, не та, что сказала, где находится дверь, – а огромное змеиное тело с переливающейся чешуей, с гривой струящихся волос, в которых плясали маслянистые цвета моря. Между хозяевами и драконом существовало некоторое отдаленное сходство – все они были рептилиями, – однако они и разнились, как люди и олени, они принадлежали к совершенно разным видам. В воздухе стоял резкий неприятный запах взбаламученной воды, и было такое ощущение, какое возникает на море перед штормом, капли обжигали Шан Тао содранную кожу и глаза, будто ей тыкали иголками в открытые раны.
– Ву Кён. – Слова жгли ей горло.
Драконица не говорила. Ее глаза были темными и влажными, а цепь вокруг массивной шеи сверкала в темноте, в такт ее сердцебиению. И исчезала где-то под чешуйками ее живота.
– Избранная.
Шан Тао опустилась на колени. Лянлей сама скользнула к ней, чтобы обвить своим телом. Холодное прикосновение, пахнущее блестящим маслом и расплавленным металлом, поднялось к ее горлу, пока она не почувствовала, что задыхается. Она больше не слышала охотничьих птиц, но разве это имело значение?
– А ты молодец. – Голос Лянлей пронизывало веселье.
– Неудавшийся эксперимент, – сказал Онджи. От его голоса задрожали золотистые и серебристые узоры на полу. – Слабачка.
– Разумеется, – сказала Лянлей. – Они все к концу оказываются слабы. – Тон у нее был разочарованный.
– Оставаться незачем. – Онджи покачал головой.
– Разумеется, – сказала Лянлей. – Данных для нового цикла генного модифицирования у нас достаточно. – Она покачала головой, и Шан Тао почувствовала, как по ее коже скользнул ветер. – Этого хватит, чтобы совет повысил наш статус. Разве не этого ты добивался?
Онджи рассмеялся.
– Это только начало.
В воздухе что-то загудело, оно становилось все громче, звук проникал под ногти и врезался в мышцы, вызывал неодолимое желание побежать к воротам, сорвать с себя кожу и кости, пока они не перестанут резонировать.
– Время, – сказал Онджи.
Лянлей хмыкнула. Влажное, жгучее кольцо вокруг Шан Тао сжалось крепче.
– Время всегда еще есть. Или ты хочешь оставить дело незаконченным?
Онджи молчал. Слышен был только тот звук – невыносимо громкий. Онджи свернулся, его чешуя замерцала отражением золотистого света, беспокойные глаза закрылись, на лице застыло необычное выражение. Когда он заговорил снова, его голос казался чуть менее уверенным.
– Еще данные собирать? Я думаю, мы получили все, что нам нужно, и совет не оставляет нам большого выбора. Если сможешь это вынести, то заканчивай тут. Увидимся у ворот. – Он распрямился и полетел к двери дворца. Ву Кён стояла, не шевелясь, пока Онджи не произнес слово власти. Цепь сократилась, и Ву Кён не столько сдвинулась с места, сколько отлетела в сторону. По звеньям цепи засочилась перламутровая кровь и растеклась по полу.
– Слуги. – Лянлей снова хмыкнула. Охотничьи птицы не исчезли: они гнездились у нее на рогах, расселись там, будто на ветках, их когтистые лапы и перья ножек сливались с костью.
Кожи Шан Тао коснулось что-то холодное, резкое: кончик хвоста Лянлей поднял ее подбородок, чтобы встретиться с ней взглядом. Ее глаза были полупрозрачны, под склерами слабо виднелись чешуйки ее подвижного тела, улыбка являла острые как лезвия зубы. – Какая жалость, – сказала она. – Я возлагала на тебя большие надежды, избранная.
– Другие… – попыталась вымолвить Шан Тао, борясь с удушающим чувством.
Лянлей презрительно фыркнула.
– Ни один из них не оправдал себя. – Птицы зашевелились, и Шан Тао увидела, что их клювы забрызганы кровью. – Но они дали нам достаточно.
«Данные».
Тетушка Ман. Тетушка Кам Хвон. Шан Тао помнила, какая была хрупкая рука у Кам Хвон, какая сухая была кожа, когда она передавала ей рисовые лепешки – она помнила их запах, – и Ху спала, положив голову Шан Тао на колени, ее личико расплывалось в довольной улыбке.
«Предки, берегите их. Просветленные, ведите их по верной тропе, вновь и вновь, пока не случится перерождение».
«Пусть они будут свободны».
Лянлей задрожала, и из ее змеиного тела при этом выросли руки, ноги и усиленные шипы. Она отстранилась от Шан Тао – та сразу почувствовала, что снова может дышать. Лянлей быстро повернулась к Ву Кён, которая все еще стояла, преграждая путь к двери.
– Убей ее, – сказала она.
Цепь запульсировала, будто больное сердце. Темные слова, проступавшие на звеньях, исчезли, и Ву Кён сдвинулась с места, гибкая, изящная, и распахнула пасть – ее зубы застлали Шан Тао весь взор.
Время замедлило ход. Шан Тао осознала, что тянет перед собой руку, и мир вновь схлопывается, а она стоит, задыхаясь, у Ву Кён за спиной, на некотором расстоянии от двери.
