Но он качает головой.
– Я не разочарован, – тихо говорит он. – Признаюсь, я знаю такие вещи только потому, что много читал. Полагаю, – добавляет он с иронической гримасой, – что мы с вами оба дилетанты.
– Но вы знаете намного больше, чем я могла бы мечтать.
Пауза.
– Это вас печалит?
Вопрос удивляет Дору еще и потому, что мистер Лоуренс, оказывается, читает ее, как раскрытую книгу. Она медленно подходит к вазе – пифосу! – и кладет руку на крышку.
– Да, – соглашается она. – Если бы мои родители были живы, они бы меня многому обучили. А дядюшка, который в этом отлично разбирается, предпочел держать меня подальше от древностей. Тебе эти знания просто без надобности, так он говорил, – Дора чувствует, как в ее душе поднимается горячая волна гнева, и она прижимает ладонь к холодной глине. – Если бы мне выпала возможность, я бы преобразила этот магазин!
Мистер Лоуренс стоит почти вплотную к ней. Шарф, который он только что мял в пальцах, свисает с его рук. Дора бросает на мистера Лоуренса робкий взгляд. В золотистых отблесках пламени свечей она видит легкую щетину на его подбородке.
– Мне жаль, – тихо говорит мистер Лоуренс, а Дора думает только о том, какие добрые у него глаза, как вдруг ее рука внезапно становится горячей-горячей. Ахнув, она отдергивает ладонь от вазы, и Гермес издает резкий клекот.
– Что такое?
– Моя рука… Я…
Но горячая волна как окутала ее руку, так и исчезла. Дора с недоумением смотрит сначала на свою ладонь, потом на пифос.
– Крышка. Такое ощущение, что она раскаленная.
Нахмурившись, мистер Лоуренс несколько раз стучит по крышке пальцами, но потом пожимает плечами.
– Она холодная.
Недоверчиво Дора сама прикасается к крышке. Он прав. Холодная, ничуть не горячая. Но она же была уверена…
Дора встряхивает головой, устало трет пальцами глаза.
– Наверное, померещилось. Это, видимо, от усталости.
– Тогда нам надо продолжать, – говорит мистер Лоуренс. – У нас много работы.
Для начала он осматривает пифос.
Это поверхностный осмотр, ибо все равно, как сказал мистер Лоуренс, Доре предстоит нарисовать вазу, а ему остается только засвидетельствовать факт ее существования. Он вынимает из жилетного кармашка небольшую склянку и скальпель и очень аккуратно соскабливает крупицы терракоты из-под обода крышки. После этого мистер Лоуренс пытается заглянуть под пифос, но даже при том, что Дора поддерживает сосуд с одной стороны, сделать это совершенно невозможно.
– Слишком тяжелый, – разочарованно бурчит мистер Лоуренс. – А если слишком сильно надавливать, он опрокинется. Но, возможно, образца глины будет вполне достаточно.
Теперь он делает записи в черной книжечке, которую извлекает из другого жилетного кармана. Он заносит туда размеры пифоса, копирует характерные отметины, кратко описывает сценки, которые Дора ему поясняет. Затем она продолжает делать наброски с натуры, а мистер Лоуренс принимается обследовать полки. Она замечает, что он колеблется, оставить ей канделябр или нет, но потом берет вместо него одну из свечей в подсвечнике-блюдце, стоящем рядом с рабочим столом. Мистер Лоуренс движется медленно, потому что Гермес не сводит с него пристального взгляда глаз-бусинок.
– Он размышляет, стоит ли вам доверять, – улыбается Дора, когда мистер Лоуренс с явной опаской отшатывается от птицы. – Возможно, после нескольких ваших визитов Гермес позволит вам себя погладить.
– Думаю, – отзывается мистер Лоуренс, отходя на безопасную дистанцию, – мне лучше держаться от него на расстоянии, если вы не против.
Дора с улыбкой качает головой и принимается копировать вторую сценку.
Она начинает с простого контура, и карандаш тихо шуршит по бумаге; неровная арка горы, бегущая по склонам извилистая тропа. Дора медленно движется вокруг пифоса, удостоверяясь, что каждая деталь сценки скопирована верно, вписывает овалы вместо орлов и стервятников, треугольники, заменяющие утесы. Потом она возвращается к исходной позиции, поправляет очки и, чуть прищурившись, приступает к прорисовке эскизных изображений Зевса и Прометея.
– Хмм…
Дора отрывает взгляд от альбома. Мистер Лоуренс разложил керамические изделия полукругом у своих ног и теперь задумчиво постукивает карандашом по зубам.
– Я нашел пару подделок, но в основном здесь подлинные вещи, – и он указывает на две низкие вазы у своей правой ноги. – Обе в едином стиле, но одна из них, скорее всего, копия. Причем скверная. – Он вопросительно глядит на Дору. – Может быть, неудачное произведение вашего дядюшки?
– Может быть. – Дора разглядывает вазы. – То есть некоторые все же подлинные?
– Да. И вообще-то их немало.
У нее сжимается сердце.
– А вы сможете их датировать?
– Ах… – мистер Лоуренс присаживается на корточки, снова постукивает карандашом по зубам. – Думаю, смогу. Это куда легче, чем датировать пифос. – Он демонстрирует ей небольшую чашу. – Пифос изготовлен из чистой глины. Росписей на нем нет, только простые резные изображения. А вот это – пример так называемого стиля чернофигурной вазописи. Понятно, что все фигуры на ней выкрашены в черный цвет. Но этот стиль возник не ранее седьмого века до Рождества Христова или около того. А это, – продолжает он, указывая на высокую чашу, – пример так называемой вазописи по белому фону. И, что совершенно очевидно из названия стиля, все фигуры нарисованы на белом фоне. Такой стиль применялся не ранее пятисотого года до Рождества Христова или около того.
Мистер Лоуренс ставит на пол чашу, которая с глухим стуком соприкасается с каменной плитой.
– Ну вот, по крайней мере я могу дать вам общее представление.
Дора кладет альбом на колени.
– Тогда, – произносит она смиренно, – коль скоро дядюшка выставляет в торговом зале фальшивки и всякий дешевый хлам, то в подвале он прячет подлинные памятники античности, чтобы…
Она не может завершить фразу. Не в полный голос. Она опускает карандаш и закрывает лицо ладонью.
Вполне вероятно, что Иезекия хранит здесь эти античные изделия с намерением когда-нибудь продать их законным путем. Но Дора слишком хорошо знает своего дядюшку, чтобы понимать: раз он без зазрения совести может выдавать подделки за подлинники, он точно так же, без зазрения совести, продаст настоящие изделия по сомнительным каналам, если это принесет ему больший прибыток.
Дора знает, что такое черный рынок, – она помнила достаточно из подслушанных ею разговоров, которые папенька вел с рабочими на местах археологических раскопок. Помнила и как он предупреждал клиентов магазина о том, что всякий товар, проданный незаконным образом, считается краденым. Незаконная торговля. И если Иезекию поймают… его ждет только одно наказание.
