– Цепь можно изготовить из любого подручного материала. Лучше всего здесь подойдет, думаю, латунь с высокой примесью меди. Это колье вдохновлено мотивами горы Олимп, где пируют боги. Вот, – Дора указывает на тонкую деталь одного из соединительных звеньев, – элегантный повторяющийся узор виноградных лоз, видите? Эти изображения можно будет или отчеканить на звеньях, или, возможно, сделать из слоновой кости и расписать, или вырезать из камня.
Мистер Клементс слегка кивает. И Дора переходит к последнему эскизу – колье с павлиньим орнаментом. Она поясняет, откуда взялся этот мотив, что означает сюжет каждой камеи.
Ювелир стучит пальцем по подбородку.
– Какие материалы?
– Золото, эмаль, бирюза. Гагат и раковины для подвесок-камей либо другой материал, который будет выглядеть подходящим. Может быть, черное дерево? – Дора трогает маменькину камею у себя на шее. – Я не так хорошо, как вы, знаю особенности изготовления камей.
Мистер Клементс хранит молчание. Он медленно протягивает руку к альбому и начинает его листать, сначала переворачивая страницы назад, потом снова вперед. Дора пытается прочитать выражение его лица, но оно непроницаемо, и тогда она впивается пальцами в стеклянный прилавок, стараясь ничем не выдать своего нетерпения, своей заинтересованности.
Надо держать себя в руках, думает она.
Наконец ювелир набирает полную грудь воздуха.
– Эти эскизы… мисс Блейк, я потрясен. Они прекрасны. Поистине. Они поистине прекрасны.
Но Дора улавливает легкий оттенок интонации, который выльется в отказ, – снова все то же самое.
– Что на сей раз, сэр? Они же великолепны. Вы это сами видите.
Дора немного стыдно за свое тщеславие, но ведь невозможно отрицать ни ее мастерство, ни красоту этих изделий. Она устремляет на мистера Клементса взгляд, который мастер, похоже, не в силах выдержать.
– Они великолепны, в особенности вот это, – говорит он, и его рука замирает над эскизом колье с павлиньим орнаментом. – Но… Что ж, по правде говоря, у меня нет гарантии, что они буду продаваться.
– Но почему? Разве не вы – один из известнейших в городе ювелиров, который может гарантированно продать что угодно в этом магазине только благодаря вашей репутации?
Это, конечно, неприкрытая, грубая лесть, но Дора так просто от него не отстанет. Она понимает, что сейчас поставлено на карту: ее счастье, ее свобода. Ее жизнь в конце концов. Она не позволит Иезекии утянуть ее с собой в ад.
– Разве вы не слышали? Вне всякого сомнения, вашему дяде сразу станет известно о таких продажах.
Эти слова вмиг возвращают Дору на землю.
– Сэр?
– В начале этого месяца Питт
[36] ввел подоходный налог с целью финансирования наших военных действий против французов. Многие сейчас придерживают денежки, и кредиты уже не будут раздаваться с той же легкостью, как прежде. Что еще хуже, Наполеон отправил свою армию в Египет, чем отрезал нам торговые пути в Индию. Сейчас стало очень затруднительно добывать материалы для ювелирного дела, не говоря уж о продаже готовых изделий. Возможно, через несколько месяцев…
Дора не верит своим ушам. Ее глаза полны слез.
– Несколько месяцев? Мистер Клементс, вы не понимаете. Я…
Но тут звенит дверной колокольчик. Ювелир переводит взгляд с Доры на входную дверь, вмиг бледнеет, и его кадык начинает нервически двигаться под узлом галстука.
– О, моя дорогая леди Латимер! – Мистер Клементс смотрит на Дору поверх очков в форме полумесяцев и переходит на шепот: – Мисс Блейк, вы должны меня извинить! – Он отталкивает альбом с эскизами к краю прилавка и, прежде чем Дора успевает вымолвить хоть слово, торопливо раскладывает на стекле бархатные подушечки для показа ювелирных изделий.
– Клементс! Полагаю, мое украшение готово?
Дерзкая надменность в голосе. Дора оборачивается, чтобы взглянуть на ту, что так бесцеремонно прервала их беседу.
Она в растерянности.
К прилавку семенит старуха, затянутая в корсет так туго, что ее обширная морщинистая грудь чуть не вываливается из этих силков. На голове (а точнее сказать, поверх высокого белого парика, напоминающего скорее трехслойный торт) красуется шляпа с торчащим из нее страусиным пером. В паре шагов позади старухи маячит долговязый женоподобный парень, облаченный в шалфейно-зеленую ливрею, – он мельком ловит взгляд Доры, после чего устремляет взор вперед, принимая позу солдата, ждущего приказаний.
Как только дама приближается, шурша муслином и мехами и источая удушливый аромат лаванды, Дора отступает к углу прилавка, пытаясь сделаться незаметной. Ее тревоги мигом улетучиваются.
– Надеюсь, вы готовы меня поразить! – говорит леди Латимер, и ювелир почтительно опускает голову.
– Конечно! – он достает из-под прилавка красную шкатулку, явно подготовленную заранее. Покуда мистер Клементс возится с замочком, дама, не снимая перчаток, нетерпеливо барабанит пальцами по прилавку.
– Вот, – объявляет он. – Как вы и заказывали.
Крышка шкатулки откидывается. В ювелирной мастерской повисает тишина. Дора тянет шею, пытаясь рассмотреть, что лежит в шкатулке.
Это гарнитур – ожерелье, серьги, брошь, тиара и колье. Изумительный комплект ювелирных изделий – с бриллиантами, изумрудами и рубинами, во французском стиле. Работа мистера Клементса, сразу узнает Дора, и у нее тотчас возникает чувство торжества, смешанное с завистью: да, его изделия – ерунда по сравнению с ее работами, но он на них неплохо зарабатывает!
– Все камни высочайшего качества, – поясняет ювелир, – особенно хороши филигранные детали, как вы видите. Сама герцогиня Девонширская высоко отозвалась о…
– Послушайте, Клементс. Я ожидала от вас большего…
Старуха произносит эти слова с явным разочарованием. У ювелира вытягивается лицо.
– Большего, мадам?
Пауза, шорох тяжелых юбок.
– Вы знаете, кто я такая? – чеканит каждый слог посетительница, и в ее голосе теперь слышатся презрительные нотки. Ответа она, судя по всему, не ждет. – Я – женщина, которой потребно яркое великолепие, дабы восхищать моих дражайших друзей и вызывать зависть у всех остальных. Я должна оказаться в центре всеобщего внимания, должна стать царицей бала. Я живу для этого!
Дора старается не смотреть на нее. Женщина столь преклонных лет может стать царицей бала с тем же успехом, что Дора – уткой в пруду. Она бросает взгляд на спутника старухи, но лакей усердно смотрит в пустоту. Ни один мускул на его идеально гладкой щеке не вздрагивает.
– Но, миледи, – запинаясь, говорит Клементс, – то, о чем вы говорите, совсем не в моде! Современный стиль диктует свои правила… Вы желали чего-то экзотического. И я создал для вас именно то, что вы и хотели, то, что сегодня считается принятым в обществе. Я создал то, что сам принц пожелал бы носить…
