— Красивая, — сказала я.
Кортни наклонила телефон, чтобы посмотреть на экран, и ее улыбка засияла еще ярче. Я заметила на внутренней стороне ее левого запястья татуировку: имя «Терри» курсивом.
— Еще бы! А какая она умница! И я говорю это не только потому, что она моя дочь. Она прямо суперумная. Отличница в школе. Читает пару книг в неделю. Она потрясающая.
— Похоже на то. Где она сейчас?
— С няней. Ты должна как-нибудь зайти. Она будет рада увидеть свою тетю Эмили.
Тетя Эмили. Я не слышала этих слов много лет. Кортни начала меня так называть после того как родила Терри. Всегда говорила, что у ее ребенка нет бабушек и дедушек, зато у нее есть мать, прабабушка и тетя Эмили. Тогда это было мило, но сейчас уже все не так.
Все еще улыбаясь мне, Кортни сунула телефон в сумочку. Сидя с ней рядом, я смогла рассмотреть ее ближе. Ее светлые волосы были собраны в хвост, но я заметила розовый подкрас и то, что она была почти без косметики.
— Что? — спросила я.
Зеленые глаза в упор смотрели на меня.
— Ну? Разве ты мне ничего не покажешь?
Понимая, что мы не уедем, пока я не сдамся, я вытащила телефон и прокрутила галерею, чтобы найти фотографию Дэниела. Пришлось прокрутить дальше, чем следовало бы, хотя фоток у меня было не так уж и много. В прошлом году, да и потом я не чувствовала потребности документировать время, проведенное вместе. Как, впрочем, и Дэниел.
Наконец я дошла до снимка, сделанного в походе примерно год назад. Дэниел был в шортах и футболке, через плечо перекинут рюкзак. Лицо закрывали солнечные очки, но он улыбался, и я была вынуждена признать, что это милая фотка. Кстати, интересно, а какие мои фотки все еще могут быть на его телефоне?
Кортни громко присвистнула.
— Да он красавчик.
Я сунула телефон обратно в сумочку, радуясь, что этот спектакль закончился.
— Спасибо. Нам пора. Мы ведь не хотим опаздывать.
8
Траурный зал Грейсона представлял собой большую комнату с обоями темных успокаивающих тонов. Цветочные композиции, главным образом на небольших столиках, добавляли необходимую яркую нотку.
В зале стояли складные стулья, где-то четыре десятка, и большинство уже были заняты.
Впереди к гробу выстроилась короткая очередь. С того места, где мы стояли, мне была видна голова Оливии: закрытые глаза, умиротворенное лицо.
Родители Оливии встречали приехавших. Как и сестра, чье имя внезапно вылетело у меня из головы. Она была на два года младше нас, и я мало общалась с ней, разве что иногда видела ее в их доме. Отец Оливии работал в банке, кажется, занимался ссудами, мать была бухгалтером. Или, по крайней мере, так было, когда мы учились в средней школе.
Кортни взяла инициативу на себя. Взяв в одну руку программку, она наклонилась, чтобы быстро обнять миссис Кэмпбелл. Та сначала растерялась, не понимая, кто эта молодая женщина, но затем, судя по ее лицу, все же узнала Кортни.
Она выдавила грустную улыбку.
— Кортни Салливан, верно?
Кортни с серьезным лицом кивнула и взмахом руки указала на меня.
— Мы приехали вместе. Я была потрясена, услышав о случившемся. Примите наши глубочайшие соболезнования.
Взгляд миссис Кэмпбелл упал на меня.
— Привет, Эмили.
Она сказала это тихо, почти равнодушно, и я почувствовала, как глубоко внутри меня что-то увяло.
Я поспешила изобразить печальную улыбку:
— Здравствуйте, миссис Кэмпбелл.
Она протянула руку, давая понять, что вторые объятия ей ни к чему. Ее рука была худой, кожа похожа на бумагу.
— Мы ценим твое участие, — сказала мисс Кэмпбелл. — Когда твоя мать сказала мне, что ты можешь приехать, я не знала, чего ожидать.
А я не знала, как на это ответить, поэтому просто кивнула, пожала руку мистеру Кэмпбеллу и встала в очередь к сестре Оливии, Карен.
— Ты помнишь Эмили Беннет? — спросила у нее Кортни. — Эмили, ты помнишь Карен?
У Карен было то же круглое лицо, что и у Оливии. Она была в черном облегающем платье, длинные каштановые волосы ниспадали на плечи. В левой руке она сжимала скомканный носовой платок и, шмыгнув носом, улыбнулась нам.
— Спасибо вам обеим, что приехали. Я не уверена, что кто-то еще из школы это сделал.
Беглый взгляд показал, что большинство присутствовавших в траурном зале были старше нас — возраста родителей покойной — и в строгих деловых костюмах. Большинство, как я поняла, были сослуживцами Оливии или людьми, которые работали с мистером и миссис Кэмпбелл.
Карен указала на первый ряд, на мужчину и мальчика в серых костюмах. Это были ее муж Джерри и их сын Даллас. Джерри, в очках в роговой оправе, держал Далласа на коленях, поставив перед ним сотовый телефон, чтобы как-то отвлечь.
Карен вытерла глаза.
— Думаю, Оливия была бы очень признательна, что вы двое приехали. Для нее это значило бы все на свете.
Кортни взяла Карен за руку, ободряюще пожала ее и подошла к гробу.
Я последовала за ней, чувствуя, как у меня скрутило живот. Не то чтобы я боялась покойников. Просто Оливия была моей подругой… ну, или бывшей подругой. Мы сплетничали о мальчиках. Делились секретами. Красили друг дружке ногти.
А теперь она мертва.
По крайней мере, в гробу Оливия выглядела умиротворенной. Хотя бы это. Я вспомнила, что говорилось в посте ее матери в «Фейсбуке» о том, как сильно она страдала. Каким образом и по какой причине Оливия покончила с собой, оставалось загадкой, но она выглядела так, словно сейчас отдыхала, и это казалось самым большим, о чем только можно мечтать.
* * *
Секреты.
Одна из самых ценных валют для девочки в средней школе.
Нечто такое, что способно укрепить или разрушить дружбу. Нечто такое, чем мы все были одержимы. Мы обожали сплетничать, однако собственные секреты старались держать при себе. Что было особенно странно, когда Маккензи потребовала, чтобы мы дали клятву на крови, пообещав, что никогда никому не расскажем о том, что сделали с Грейс Фармер.
Для гарпий секреты были источником жизненной силы. Они нас питали. Делали нас сильными.
Помню, как однажды в восьмом классе — в начале учебного года, за несколько месяцев до того, как появилась Грейс, когда мне казалось, что меня вот-вот лишат статуса, — я застала Оливию в туалете рядом со спортзалом. Она заперлась в одной из кабинок и плакала так тихо, что ее плач напоминал кошачье мяуканье.
Я постучала в дверь кабинки.
— С тобой все в порядке?
Тихие рыдания прекратились, но ответила она не сразу:
