Пропуск. Я сняла с шеи пропуск на шнурке и положила его на стол.
Потом я встала. Марго тоже. Она взглянула на Роберта и Мелани, давая понять «сейчас вернусь», проводила меня к лифту, спустилась со мной на первый этаж, вывела на улицу и похлопала по спине, как бы отправляя меня в свой путь. Больше она ничего не сказала. Наверное, Роберт запретил.
Всю дорогу домой я старалась не заплакать. Говорить в метро с самой собой – уже приносит пассажирам неудобства, а если ты еще и плачешь, то это уже настоящая пытка. Помогло то, что я была так растеряна и поражена, что просто не могла заплакать. Пока я не осознала всей величины и несправедливости произошедшего, мои глаза и губы оставались сухими, а руки жутко дрожали, когда я прижимала к себе сумку.
Что это вообще было? Я ничего не делала. Единственное, что могло показаться мне хотя бы немного неуместным, это Майлз, с которым – или с фирмой которого – у «Колтон Кэпитала» был совместный дорогущий проект. Мне даже в голову не пришло спросить кого-нибудь, уместно ли вообще то, что мы делаем, отчасти потому, что я волновалась, уместно ли это, совсем по другой причине. Возможно, это было неправильно; может, даже ужасно неэтично и как-то компрометировало меня или фирму. Но я точно знала одно, что даже если по какому-то неизвестному мне кодексу поведения отношения между клиентом и поставщиком были запрещены, Майлз бы об этом знал. Знал бы и понимал, что как бы он меня ни желал, вплоть до той минуты, когда на полу окажется последний ковер, а на стене – последний телевизор, я была бы абсолютно недосягаема.
Может, я и не умела заботиться о собственной выгоде, но уверена, что он умел, да и риск – если таковой вообще имелся – был в основном на его стороне.
Я написала ему сообщение, спрашивая, свободен ли он сегодня или завтра вечером, и отправила его, когда поезд остановился на станции Холборн, но до того времени, как вышла на Ливерпуль-стрит, так и не получила ответа. Я подумала, может стоит пойти прямо к нему – на «фабрику», как он называл свою квартиру, но явиться туда без предупреждения казалось мне слишком отчаянным, и сама мысль о том, что консьерж сможет одним равнодушным взмахом головы отправить меня восвояси, наводила на меня ужас.
Я пошла к электричкам, по дороге пробираясь через толпы ранних пассажиров и покупателей, которые ездили за рождественскими подарками за город, и при этом вспомнила, что еще не купила ни одного подарка. Для меня, как и всегда, это будет шопинг на «Амазоне» в последнюю минуту. Как всегда, необдуманные подарки по завышенным ценам для моей няни в Ньюкасле, маме, Джиму и их – точнее, его – семье в Испании; какая-нибудь экстравагантная штучка для Тэнси, что-нибудь в дом для Мэдди… Но о чем я думаю – составляю в уме рождественский список, когда через несколько дней лишусь работы и заработка?
Эта мысль сразу вернула меня в холодную действительность. В чем меня обвиняют?
В том году, после рождественского корпоратива, одного из трейдеров уволили в считаные секунды из-за того, что он поссорился с одним из количественных аналитиков и ударил его по носу. В начале года одного из управляющих портфелем нашего хедж-фонда поймали на том, что он передавал информацию о нашей инвестиционной стратегии конкурирующему фонду. Одну из женщин из отдела продаж уволили после того, как она явилась в офис под кокаином. Я ничего такого не делала. Да и вообще, насколько я понимаю, не делала ничего неправильного.
Может, я чем-то не угодила Пирсу. Не угодить ему было просто: сколько бы сил я ни вложила в работу, у него всегда находились новые требования – списки, которые нужно заполнить; презентации в PowerPoint, которые нужно отредактировать; ужины, которые надо забронировать. Но я делала все, что он просил, даже если иногда не успевала вовремя. Всего две недели назад он даже сказал, что впечатлен моей работой. Я уже даже понадеялась, что после этого получу хороший бонус, который пойдет в мои накопления на залог за квартиру.
Что ж, с этой мечтой можно распрощаться. Если меня уволят из «Колтон Кэпитал», то ни одна фирма меня больше не возьмет. Я не гениальный аналитик и не какой-то там суперский системный инженер: я обыкновенный младший администратор. Я буду неприкасаемой и нетрудоспособной. Мне придется вернуться обратно на север и подать на пособие по безработице, пока я не найду какую-нибудь ужасную, малооплачиваемую и бесперспективную работу. Я никогда больше не увижу Майлза.
Погрузившись в жалость к самой себе, я дошла до дома, поднялась прямиком наверх и легла в постель. Интересно, что бы на моем месте сделала Плохая Девочка. Смирилась бы со своей ошибкой? Я не могла – я даже не знала, ошиблась ли. Защищалась бы? Ну здесь я точно в провале. Жизнь послала мне лимоны, и даже если это были лаймы – это ничего бы не изменило, потому что у меня текила закончилась.
Я проснулась не как обычно, от звона будильника, а от солнца, просочившегося в комнату сквозь окно. Прежде всего я подумала о том, какой сегодня прекрасный день – ледяной холод, но солнечно и свежо, мой любимый вариант зимнего дня. Вторая мысль – надеюсь, что завтра, на свадьбе Мэдди, будет так же. А потом тяжелым ударом на меня свалилось осознание того, что произошло вчера. Меня уволят. Нужно было прежде всего поговорить с адвокатом и, когда все это разрешится, найти способ оплатить аренду. Нужен план, и быстро.
Но сегодня вечером будет репетиция ужина Мэдди и Генри, и на планы не было времени. Да и вообще ни на что. Уж точно не на то, чтобы как следует наплакаться, чего мне очень хотелось.
Я встала и выглянула в окно. На траве был иней, а на голой ветке ясеня сидела малиновка. И то ли это влияние хорошей погоды, то ли результат первой ночи здорового сна, но я вдруг почувствовала себя лучше. Да, оставалось много дел, но у меня был целый день. Я могла успеть составить план.
После душа я заварила чай, сделала тост и позвонила Хлое. Она сказала, что трудовое право – не ее специализация, и я это знала, но что ее коллега, Рашид, свяжется со мной в понедельник. Также она просила меня не паниковать: сегодня ничего не случится.
– Кроме того, что у тебя выдался свободный день на то, чтобы заняться волосами и ногтями, – сказала она, – сегодня мы встречаемся в семь на репетиции ужина, так что все оставшееся время, отдыхай. Все под контролем, и во многом благодаря тебе. Мы с Бьянкой поедем за платьями и потом оставим их у родителей Генри на завтра. Флорист будет там уже с утра, а Молли поедет за тортом вместе с мамой Мэдди. Не унывай. Выключи телефон; я напишу Мэдди, чтобы, если что, звонила мне.
Я сделала все, как сказано. К одиннадцати часам у меня были новые светлые корни и прекрасная объемная укладка.
– Вот это да, – сказала стилист, – да вы просто вылитая Блейк Лайвли.
– Правда? Не Иванка Трамп?
– Кто? – спросила она. Я дала ей большие чаевые и счастливо вышла навстречу солнечному дню. И как только по лицу ударил холодный воздух, на меня навалилась вся правда моего положения. Работа. Строгие лица Марго, Мелани и Роберта. Письмо, которое получу через несколько дней и из которого узнаю, что же мне приписывают.
