Здесь воспоминания об Эшере пылали слишком ярко, словно все произошло только вчера: тяжесть его рук на талии, то, как он от нее отпрянул, вместо того чтобы поцеловать. Облегчение, которое она испытала в Огайо, когда призналась ему в своих чувствах, его панические сомнения в Марокко, волнение от визита к нему домой, встреча с его детьми, обмен самыми сокровенными, болезненными секретами в Мутье… А затем всепоглощающая пустота, когда он вдруг начал отдаляться, сперва оставив ее наедине с кошмарами в роскошном романтическом люксе, а затем, два дня спустя, покинув ее навсегда.
«Лгунья», – бросил он ей. У него даже не хватило смелости или порядочности вернуться, вновь встретиться с ней лицом к лицу и объяснить, почему он в действительности ушел – как поддался собственным демонам, вместо того чтобы принять ее поддержку.
Би бродила по музею в течение нескольких часов, обходя зал за залом, охваченная терзающими душу воспоминаниями, пока наконец ноги сами не привели ее обратно в галерею импрессионистов – в зал, в котором все началось, где они впервые по-настоящему увидели друг друга.
Галерея импрессионистов, залитая послеполуденным солнечным светом – молочным, с золотистым отливом, – как обычно почти пустовала. Единственным посетителем был мужчина, стоящий спиной ко входу у картины Моне, в темно-синих летних брюках и серой футболке. При виде его темных с проседью волос у Би екнуло в груди – нет, быть того не может, это не он, воображение сыграло с ней злую шутку. Невозможно, чтобы…
Привлеченный стуком босоножек по деревянному полу, мужчина обернулся и… Господи, он ни капельки не изменился! Те же очки, морщинки вокруг глаз, широкие плечи и слегка сутулая спина.
– Би? – проговорил Эшер. Он, разумеется, не мог ее не узнать, скорее, он о чем-то ее спрашивал, только вот о чем?
– Как ты узнал, где меня найти? – наконец выдавила Би.
– Я был у стойки проката авто в аэропорту, когда увидел твою историю в «Инстаграме». Гвен настроила на мой телефон уведомления обо всех твоих постах.
– Правда? – обескураженно отозвалась Би. – Гвен?
Эшер улыбнулся.
– Одна из твоих величайших сторонниц.
Он шагнул к ней, однако Би отпрянула, резко напрягшись.
– Не понимаю, зачем ты приехал.
– Я… – начал было Эшер и запнулся. – Разве не очевидно? Прилетел, чтобы увидеться с тобой.
– Зачем? – Би хотелось кинуться ему на шею, но она не могла – внутри клокотал гнев. – Как-то загладить вину?
– Ого, – фыркнул Эшер, – не на такой прием я рассчитывал.
– А на что вообще ты рассчитывал? Что я постоянно грезила о тебе? Ждала, когда ты появишься на моем пороге и я смогу умолять тебя о прощении, хотя именно ты от меня сбежал?
– Тогда почему ты здесь? – требовательно спросил Эшер. – Если ты по мне не скучаешь, то почему пришла сюда, в музей?
– Потому что я люблю искусство! – воскликнула Би. – Искусство не имеет к тебе отношения, мир не крутится вокруг тебя.
Губы Эшера скривились в одной из его несносных ухмылок… но нет, в этот раз никакие ухмылки не сработают.
– О, хватит уже! – выплюнула она. – Хватит ухмыляться так, будто все знаешь. Этот музей был моим любимым еще до твоего появления, ясно? Я не какая-то безвольная барышня, чья жизнь началась только после встречи с тобой.
– Би, нет… – Он покачал головой и шагнул ей навстречу. – Если кто-то тут и безвольный, так это я. Думаешь, я не понимаю, как колоссально облажался в Амбуазе? Думаешь, я не возвращался мысленно к тому моменту каждый день, при этом ужасаясь, как сумел испортить нечто столь прекрасное? Последние шесть недель стали для меня кошмаром.
– Тогда почему? – Голос Би дрогнул. – Почему ты ушел?
Теперь он был достаточно близко, чтобы дотянуться до нее.
– Ты знаешь, что участие в шоу давалось мне нелегко, – начал Эшер. – Честно говоря, мне было гораздо тяжелей, чем я показывал. Представлять тебя с другими мужчинами… Разум не видел разницы между тобой с Сэмом или Люком – и Ванессой, в открытую целующейся с другим. Для меня все смешалось. Казалось, ты тыкаешь меня лицом в свои измены и ждешь, что я буду молча терпеть. В то утро я узнал о твоей ночи с Люком, и при этом ты заявляла, что все еще не доверяешь мне! От такой пытки у меня голова шла кругом, я словно заново переживал прошлое. А потом появился Рэй, и все только усугубилось. Как же, ведь это – очередное подтверждение того, что ты такая же, как Ванесса, а я должен быть все тем же старым надежным Эшером, который позволяет вытирать о себя ноги. Я больше не мог этого выносить. Я просто сорвался. Мне оставалось только уйти.
– Ты по-прежнему так думаешь?
Эшер вздохнул.
– Би, я так не думал уже на следующее утро. Вернувшись домой, я ожидал какого-то облегчения, однако пришло лишь сожаление. Все эти годы я считал себя тем, кого бросают. Быть тем, кто сам бросает, оказалось намного хуже.
– Ты бы мог просто мне позвонить, – прошептала Би. – Мог прийти на воссоединение.
Эшер опустил голову.
– Я отчаянно пытался убедить себя, что поступаю правильно и без тебя мне лучше. Иначе выходило, что мой уход был чудовищной ошибкой. А увидев твое лицо по телевизору, когда тебе сказали о моем отказе приезжать… Би, мне никогда не было так стыдно. Никогда в жизни.
Би закрыла глаза. Ей так хотелось ему поверить!.. Так почему же не получалось?
– Би… – Он взял ее за руку, его трясло; трясло их обоих. – Ты помнишь свои слова в Вермонте? О том, что семью надо выбрать?
Она кивнула и впервые встретилась с ним взглядом.
– Я все думаю, – продолжал он. – А если именно это нам и нужно сделать?
– Долгие годы, – начала Би дрожащим голосом, – я верила, что нам с Рэем суждено быть вместе, хотя он не хотел со мной встречаться, а потом уехал и даже сделал предложение другой. Таким образом, я пыталась сбежать от реальных отношений – как и ты в Амбуазе. Мне казалось, что лучше прятаться.
– А теперь? – спросил Эшер хриплым голосом.
– Теперь я думаю, мы с тобой видели самое худшее друг в друге. – Би почувствовала, как на глаза наворачиваются первые слезы. – Но я все равно хочу смотреть на тебя каждый божий день.
Наконец он преодолел разделяющее их расстояние и заключил ее в крепкие объятия, пробормотав:
– Я должен был сделать это еще тогда, когда мы пришли сюда впервые.
В галерее стояла тишина – ни оркестра, ни фейерверков, ни гула генераторов и камер. Единственными звуками было их дыхание – дыхание Би и мужчины, которого она любила. Он не был ни фантазией, ни сном, ни хеппи-эндом. Он был теплом, остроумием и добротой, уверенностью и загадкой. Он был тем, кто мог ранить ее больнее всего на свете, и он стоил риска.
– Эшер, – тихо сказала Би. – Я выбираю тебя.
