– И обратите внимание на тот канат возле четвертого… Минуточку, а вам-то что от меня нужно?
Лорд Пули был джентльменом. Подобно большинству немногих оставшихся представителей этого вымирающего вида, он вечно о чем-нибудь беспокоился – особенно о деньгах. Его соломенные волосы наполовину поседели, в глазах затаился горячечный блеск, а нос с высокой переносицей казался обмороженным.
– Я не отниму много времени, – сказал отец Браун. – Я пришел сюда, чтобы предотвратить убийство.
Лорд Пули выпрыгнул из кресла, словно ужаленный, и завопил:
– Да будь я проклят! Как вы мне надоели со своими миссионерами, молитвами, комитетами! Почему в былые дни, когда боксеры дрались без перчаток, ни одному проповеднику не было до этого дела? А теперь у боксеров имеются перчатки установленного образца, которые исключают даже малейший шанс случайной гибели кого-либо из них!
– А я говорю не о боксерах, – покачал головой маленький священник.
– Да неужели? – произнес аристократ с суховатой усмешкой. – И кого же в таком случае собираются убить, судью?
Отец Браун поглядел на собеседника пристально и задумчиво.
– Я не знаю, кого собираются убить. Если бы знал, мне не пришлось бы испортить вам все удовольствие. Я просто помог бы этому человеку сбежать. Поверьте, в боях на потеху публике я не нахожу ничего плохого. Но так уж сложились обстоятельства, что вынужден просить вас объявить об отмене поединка.
– А больше вы ничего не хотите? – язвительно осведомился джентльмен, лихорадочно поблескивая глазами. – И что вы скажете двум тысячам болельщиков, собравшимся посмотреть на бой?
– Я скажу, что когда бой завершится, то в живых останется лишь тысяча девятьсот девяносто девять из них, – отвечал отец Браун.
Лорд Пули поглядел на Фламбо и спросил:
– Ваш приятель сумасшедший?
Фламбо покачал головой:
– Ничего подобного!
Лорд Пули все никак не мог угомониться:
– Видите ли, дела обстоят куда хуже, чем вы можете себе представить. За спиной Мальволи стоит целая куча итальянцев, смуглых дикарей, приехавших сюда поддержать соотечественника. Вы представляете себе, на что способны эти средиземноморцы? Да я только рот открою, как сюда заявится Мальволи во главе целого клана корсиканцев и устроит погром!
– Ваша светлость, речь идет о жизни и смерти, – отвечал священник. – Позвоните в колокольчик. Сделайте объявление. А там поглядим, кто откликнется – Мальволи или, возможно, кое-кто другой.
Внезапно заинтересовавшись, аристократ позвонил в колокольчик, до того лежавший на столе. Клерк возник в дверном проеме почти мгновенно, и лорд Пули сказал ему:
– Вскоре я должен буду обратиться к зрителям с серьезным объявлением. Пока же, будьте так любезны, сообщите обоим участникам поединка, что бой не состоится.
Несколько секунд клерк таращился на своего начальника, словно на выходца из преисподней, а затем исчез.
– Вы можете хоть чем-то подтвердить свои слова? – грубовато спросил лорд Пули. – У вас имеются собственные источники информации?
Отец Браун почесал затылок.
– Мой источник информации – эстрадная сцена. Хотя нет, ошибаюсь. Еще у меня есть книга. Я приобрел ее в книжном киоске, в Лондоне – весьма дешево, к слову сказать.
Он вытащил из кармана маленький пухлый томик в кожаном переплете, и Фламбо, заглянув приятелю через плечо, взглянул на книжицу, судя по всему – довольно старое издание о путешествиях. Для удобства одна страница была загнута. Отец Браун достаточно громким голосом начал читать:
– Единственный из культов вуду…
– Единственный из чего? – перебил его светлость.
– Из культов вуду, – почти с удовольствием повторил чтец. – Так вот: единственный из культов вуду, широко распространенный за пределами Ямайки, – это культ обезьяны, или же «бога из гонга». Он обладает большим влиянием во многих уголках обоих континентов Америки. В особенности распространен среди мулатов, многие из которых выглядят точь-в-точь как белые люди. От большинства прочих форм дьяволопоклонничества с человеческими жертвоприношениями он отличается тем, что кровь формально проливается не на алтаре. Ритуальное убийство должно быть совершено в толпе, после чего оглушительно бьют гонги, возвещая: двери к святости распахнуты, и бог-обезьяна являет свой лик среди толпы, не сводящей с него восхищенных глаз. Однако впоследствии…
Дверь комнаты рывком распахнулась. На пороге стоял уже знакомый приятелям франтоватый негр: шелковый цилиндр все еще увенчивал его голову, лихо сдвинутый набекрень. Глаза негра бешено вращались, и он тут же завопил, демонстрируя обезьяний оскал:
– Эгей, что за дела? Эй вы! Украли победу у цветного джентльмена – честную победу, эгей! Думаете, спасли эту итальянскую белую рвань, да?
– Ваше участие в матче – это лишь вопрос времени, – успокаивающим тоном ответил аристократ. – Через пару минут вы получите исчерпывающие разъяснения.
Грязный Нэд явно приготовился всласть поскандалить:
– Кто ты, к черту…
– Моя фамилия – Пули, – голос его светлости звучал с похвальным спокойствием, – я председатель комитета по проведению поединка. Мой вам совет – немедленно покиньте эту комнату.
– А это кто такой? – Темнокожий боксер пренебрежительно ткнул пальцем в сторону духовного лица.
– Моя фамилия – Браун, – ответил коротышка-священник. – И советую вам незамедлительно покинуть эту страну.
Некоторое время боксер стоял, свирепо глядя на всех, а затем, к удивлению Фламбо и остальных, вышел, напоследок от души хлопнув дверью.
– Что ж. – Отец Браун взъерошил свои пепельно-русые волосы. – Великолепный образчик итальянца, достойный резца самого Леонардо да Винчи, не правда ли?
– Послушайте, – сказал лорд Пули, – я взял на себя немалую ответственность, основываясь лишь на ваших голословных утверждениях. Полагаю, вы просто обязаны оказать мне услугу взамен и подробно поведать об этом деле.
– Справедливое утверждение, милорд, – кивнул отец Браун. – Думаю, много времени я у вас не отниму.
Священник положил маленькую кожаную книжицу обратно в карман пальто и начал свой рассказ:
– Как мне кажется, все необходимое из этой книги я вам прочел, но если вы захотите убедиться в правоте моих слов, то, разумеется, можете заглянуть в нее снова. Чернокожий, только что покинувший нас, является одним из самых опасных людей на всем земном шаре. Он мыслит как европеец, но его чувства – это чувства людоеда. Именно с его подачи понятная всем честная резня, принятая у его собратьев-варваров, превратилась в очень современное, научно обоснованное тайное общество убийц. Ему невдомек, что мне известно об этом. Впрочем, он также не знает, что я фактически не способен это доказать.
Наступила тишина. Затем отец Браун заговорил вновь:
