«Я здесь!»
Голос сестры – не просто эхо, он обжигает ухо, он не менее настоящий, чем ругань Росса мне прямо в лицо.
…Спустившись вниз и увидев дедушкины руки на шее Эл, ее открытый рот и выпученные глаза, я закричала. Как жаль, что наши рогатки и дубинки остались запертыми в шкафу! Я ударила кулаком, как ковбой, и пнула ногой, как индеец-сиу. В бессильном ужасе я встретилась взглядом с налитыми кровью глазами Эл и поняла, что мама права: я тренировалась слишком мало. Мне не хватит сил его остановить…
Я перестаю бороться с Россом, обмякаю и вдруг вижу белую карточку, прикрепленную к потолку черной изолентой.
БЕЛОСНЕЖКА СКАЗАЛА: «МЫ НЕ ПОКИНЕМ ДРУГ ДРУГА НИКОГДА-НИКОГДА». АЛОЦВЕТИК ОТВЕТИЛА: «ДО ТЕХ ПОР, ПОКА МЫ ЖИВЫ».
Наступает напряженная, густая тишина. Даже гроза сдает позиции.
– Она здесь.
– Кто?! – Голос Росса звучит неуверенно и слегка испуганно.
– Что ты творишь, Росс? – спрашиваю я, стараясь говорить как ни в чем не бывало.
Он смотрит на меня сверху вниз, закусывает губу. Между бровями снова появляется складка, и Росс опирается на ступеньку надо мной, нехотя переносит вес на руки, встает и поднимается по лестнице. Оборачивается, переводит взгляд с меня на потолок. Складка на лбу становится еще глубже. Мы не посвятили его в тайну нашего пиратского кода – Росс вообще не знает, что у нас был особый код. И ему точно невдомек, что означают эти слова: «Доверься мне! Доверяй мне, и больше никому!» Даже если тебе не хочется, это нужно сделать.
Дождь стучит по деревянной крыше, и я с тоской думаю о двери у Росса за спиной, о мокрой темноте улицы.
– Ты сорвал наш побег! Загородил дыру в стене и предупредил деда. Ты помог ему, а сам притворился, что печешься о нас!
– Нет, нет! – Росс в сердцах бьет кулаком по стене. – Детка, ты ошибаешься! Это неправда!
Он берет мое лицо в ладони, проникновенно смотрит в глаза, и это гораздо хуже, чем когда он бросался на меня как монстр из фильма ужасов и лез драться. Росс гладит меня по щекам, утирая слезы.
– Прошу, блондиночка! Я люблю тебя, ты ведь знаешь!
Я всегда вспоминала хорошего дедушку и плохую маму. А еще был зловредный, вздорный домашний тиран и мама, которая гладила дочерей по голове и повторяла, что должно родиться сто тысяч младенцев, прежде чем какой-нибудь матери повезет и у нее появятся такие необыкновенные дети, как мы. Я никогда не вспоминала о том, что случилось на самом деле. Вовсе не потому, что не вынесла бы правды о плохом дедушке и хорошей маме, но потому, что не вынесла бы правды о моем Прекрасном принце… Легче покрыть грязь, темноту и страх золотом и блестками, сверкающими гирляндами, запахами дров в камине и зимнего леса, чувствовать дивные прикосновения его рук, все то же лихорадочное нетерпение, все то же любовное безумие… Эл знала: если расскажет мне правду про Росса, я ни за что не поверю. Я привыкла притворяться и лгать себе с тех самых пор, как покинула этот дом много лет назад.
…Эл уже обмякла, и тут я вспомнила о «резалке» в кармане. Самодельный нож из зубной щетки, как у героя Стивена Кинга. Я сомневалась, что у меня получится, пока не полоснула дедушку по горлу и он не испустил душераздирающий крик. Попятился и вытащил нож из шеи, заливаясь кровью. Я потратила бесценные секунды, дожидаясь, пока Эл снова начнет дышать. И тогда дедушка оскалился, клацнул зубами и бросился на меня. Я оттолкнула его, и он поскользнулся на луже собственной крови, дав мне достаточно места, чтобы спуститься с лестницы. Подхватив Эл, все еще державшуюся за горло, я помчалась обратно в Зеркальную страну. И вдруг поняла, что оглушительные крики, эхом летавшие по тесному коридору, – мои, а не ее…
– Тебя, только тебя, – твердит Росс. – Я всегда хотел только тебя, а она все испортила!
– Она здесь, – повторяю я, потому что знаю: это правда. Мне помог и дом, и Зеркальная страна, и сама Эл – моя сестра, мой друг. Ее запах, улыбка, мысли всегда текли параллельно с моими. Такое чувство, словно мир изменился с моно на стерео! Впервые за долгое время я осознаю, как мне ее не хватает, и хочется зарыдать, извиниться за все, что я натворила, умолять о прощении.
– Прекрати! – гневно бросает Росс, оглядываясь по сторонам, словно пытаясь ее отыскать.
Я отступаю на каменные плиты Зеркальной страны, отпускаю перила. Я стала сильнее, храбрее.
– Черт возьми, да скажи ты наконец правду! – Иначе мы никогда отсюда не выберемся.
Росс молчит очень долго и наконец выходит из тени. Челюсти больше не сжаты, в глазах светится любовь, о которой я так долго мечтала. Свежевыбритая кожа выглядит розовой и слишком беззащитной – так и хочется провести по ней тыльной стороной ладони. Ведь это же Росс!
– Вы собирались уйти навсегда. – Он подходит ко мне, умоляюще протягивая руки. – Я бы потерял вас навсегда! Совсем как папа…
У меня перехватывает дыхание, дождь тоже прекращается, и наступает полная тишина.
– Он покончил с собой через пять лет после того, как мама забрала меня и ушла. Повесился на потолочном светильнике в моей старой детской. – Улыбка Росса ужасна, руки дрожат, и он подходит ко мне все ближе и ближе. – Я вас любил! Как бы вы жили без меня? Никто не позаботился бы о вас лучше меня, никто!
Я сглатываю. Похоже, для него мы с Эл навсегда сплавлены воедино, как песок и известняк. Росс делает еще шаг навстречу. И тут меня окутывает облако сладковатых духов Эл, а в ушах раздается ее громкий шепот: «Беги!»
Так я и делаю.
…Мы бросились на восток, в прачечную, но дедушка не отставал, изрыгая нам вслед проклятия. Камень сменился деревом – мы мчались по палубе «Сатисфакции», и ее доски визжали от ужаса. Он был все ближе и ближе. «Никуда вы не денетесь, мелкие паршивки!»
Я бросаюсь к корме и виднеющемуся на горизонте силуэту корабля Черной Бороды, к окошку в красной раме. Судорожно ищу, чем его разбить, и вдруг понимаю, что стеклышки здесь еще меньше, чем в доме…
– Ты не можешь уйти!
– Росс, перестань!
– Кэт, я никому не рассказывал про папу, даже Эл.
– Росс, ты меня пугаешь! Я не уйду, обещаю. Давай-ка лучше… – Он продолжает наступать, и я испуганно пячусь. – Прошу, не надо…
– Я тебя не обижу! – запальчиво восклицает он.
В его глазах – страсть, дикая и необузданная, и я больше не верю, что это любовь. Ведь здесь мы с Эл впервые уплыли от него, оставив на коленях посреди Карибского моря. Бросили его в крови и слезах, а сами притворились, что не слышим отчаянных криков.
…Дедушка впечатал Эл в стену над кормой. Я взвыла, бросилась на него, получила локтем в живот и замерла, хватая воздух ртом. Он усмехнулся, оскалив зубы. Кровь струилась по его шее, обвивала ее как шарф, стекала на рубашку. «Не волнуйся, девонька! – захохотал он. – Мне совсем не больно». И я получила удар в висок, такой мощный, что у меня ноги подкосились…
