– 79 –
Мэри убрала несколько выбившихся прядей обратно под шляпу и надвинула ее себе на голову. Путь стал труднее, но она не собиралась сдаваться. Палило солнце, у нее ныли ноги, но она упорно продолжала подниматься выше. Внутренний огонь двигал и, казалось, подпитывал ее, но несмотря на свой гневный запал Мэри обрадовалась, когда наконец был объявлен привал. Догнав остальных, она с облегчением присела на одно из покрывал, расстеленных проводником, пока его сын обходил их, предлагая фляги с некрепким чаем и маленькие бутылочки пива, которые были столь же холодными, сколь и желанными. Мэри жадно, как и все остальные, начала пить.
– Мы хорошо показали себя сегодня утром, – заметил проводник, – и сейчас находимся недалеко от места назначения. Если вы посмотрите в том направлении – да, мэм, туда, куда я указываю, – то не ошибетесь и увидите Эшридж, большой серый утес вон там. Однако дорога дальше станет труднее, а подъем тяжелее, чем был до сих пор. Если кто-то из вас не готов к такой нагрузке, самое время вернуться. Мой сын проводит вас обратно, он знает дорогу не хуже меня.
Никто особенно не удивился, когда после короткого совещания измученные Херсты добровольно объявили, что с них действительно достаточно и они хотят вернуться. Но заявление мистера Гардинера о том, что он намеревается присоединиться к ним, стало весьма неожиданным. Джентльмены изо всех сил пытались убедить его не сдаваться – их конечная цель была так близка, – не пожалеет ли он, что упустил ее? Но он оставался непреклонен.
– Боюсь, я должен поступиться гордостью, чтобы сберечь ноги, которые и так уже ноют вовсю. Мне больно признавать, но это восхождение для тех, кто моложе меня и проворнее. Если я сейчас вернусь, то еще успею порыбачить на озере – занятие, гораздо более подобающее человеку в мои-то годы.
Мистер Гардинер поднял руку, чтобы остановить раздавшиеся было возражения.
– Если юные леди готовы продолжить путь без меня – если они могут со спокойной душой положиться на нашего уважаемого проводника и, конечно же, на двух присутствующих здесь молодых людей, – то для меня все решено. Мне жаль, что я пропущу такие виды. Но рыболов, уже перешагнувший четвертый десяток, должен без тени сомнения отдавать себя рыбалке.
Таким образом от первоначальной группы осталось только четверо человек, которые не спеша отправились за проводником по извилистой тропе, исполненные желания достичь своей цели. Иногда, если позволяла дорожка, они шли плечом к плечу, но чаще следовали друг за другом гуськом, почти не разговаривая в пути. Все разгорячились и устали. Мэри заметила, что мистер Хейворд добыл откуда-то палку и время от времени бил ею по траве или перебрасывал ее из руки в руку. Эти жесты, казалось, выдавали накопившееся беспокойство и напряженную внутреннюю борьбу. Мэри ощутила сочувствие к нему и тут же постаралась запрятать его как можно глубже. Спасать себя он должен сам – ему достаточно задать вслух мучивший его вопрос, и все разрешилось бы. Лекарство находилось в его собственных руках. Если бы он только заговорил, все могло бы тут же уладиться. Она вспомнила листок бумаги с изречением Аристотеля, который дал ей мистер Коллинз – «Наше счастье зависит от нас самих» – но как, задавалась она вопросом, достичь счастья в мире, где все избегают откровенности и так боятся признаться в собственных чувствах? Ей было больно признавать это, но, возможно, мистер Райдер все-таки был прав?
Ее разум оказался настолько поглощен этими мыслями, что, когда проводник окликнул их, она вздрогнула, вернувшись в настоящее.
– Господа, мы почти достигли места назначения. – Проводник указал на плато, лежащее в небольшом отдалении. – Мы окажемся на Эшридже минут через десять, если прибавим шаг.
Совсем скоро группа путешественников оказалась там. Они стояли, прикрывая глаза от солнечного света, на маленьком клочке земли, которого так стремились достичь, и каждый в наступившей торжественной тишине испытывал ликование от своей победы. Казалось, весь мир развернулся перед ними. Гряды холмов, изредка перемежаемые серебристыми бликами озер, тянулись до самого горизонта. Проводник тем временем показывал основные достопримечательности: с одной стороны – Кесвик, Борроудейл и Бассентуэйт, а если развернуться в другом направлении, можно увидеть горы Скиддо, Хелвеллин и Сэдлбэк. Наконец, с апломбом фокусника, раскрывающего свой лучший трюк, проводник указал на линию голубой воды на горизонте.
– А это, господа, залив Солуэй. Дальше начинается Шотландия.
Мэри почувствовала, как буквально оцепенела от восторга; она не могла оторвать взгляд от окрестностей.
– Итак, наконец, мы «созерцаем далекое море», как и надеялись ранее.
Мистер Хейворд подошел и встал рядом с ней. Она не повернулась, чтобы взглянуть на него, но продолжала восхищенно осматривать пейзаж.
– Да, – произнесла она, – это действительно великолепно.
– Так же великолепно, как вы ожидали?
– Я никогда не видела ничего прекраснее.
– Я представлял все именно так, но в меньшем масштабе. Кажется, природа намного превосходит возможности моего воображения в создании подобной красоты.
Он придвинулся немного ближе к Мэри.
– Я очень рад, – мягко продолжил он, – что мы смогли увидеть это вместе.
Она не знала, что сказать. Она не могла подавить гнев, захлестнувший ее, и теплота, с которой он говорил сейчас, после былой отчужденности только раздувала пламя ее недовольства. Что он имел в виду, проявляя к ней всю эту нежность сейчас, когда уже приложил все усилия, чтобы вежливо отдалить ее от себя? Как понимать его поведение?
Отчасти Мэри чувствовала себя глубоко задетой, практически раненой, но в то же время ее привлекал волнующий факт его близости. Поразительным было и написанное у него на лице глубокое отчаяние. Ей потребовалось все имеющееся самообладание, чтобы не рассыпаться в словах, не сказать, что все не так, как он думает, и что еще не поздно все исправить, если он этого хочет. Ее сердце твердило, что пришла пора открыться. Говори же! Если хочешь стать вершителем своей судьбы и кузнецом своего счастья – говори сейчас! Вот он, твой шанс, и другого может не представиться. Скажи ему, что чувствуешь – если он не может этого сделать, покажи, что ты сильнее, ты можешь!
Она почти решилась – слова вот-вот должны были сорваться с языка, – но тут в ней заговорила гордость, затем страх, стыд и негодование, и вся храбрость тут же испарилась. Вместо этого Мэри ответила с хладнокровием, призванным показать равнодушие, которого она и в помине не испытывала:
– Да, теперь мы можем поздравить себя с этим замечательным достижением.
Она подпустила в голос столько напускного безразличия, что ей самой стало противно, однако она не сдала позиции и не смягчилась.
– Сегодня утром мы почти не разговаривали друг с другом.
– Как и вчера, и позавчера.
– Это правда, кое-что отвлекло меня.
– Я заметила это.
