– Том всегда отличался сознательностью, – заявил мистер Райдер несколько дней спустя за ужином в гостинице. – Он замечательно трудолюбив. Не в его характере оставлять что-либо незавершенным или отказываться от взятой на себя ответственности.
– Рад это слышать, – твердо заметил мистер Гардинер. – Такое отношение необходимо, когда дорожишь деловой или профессиональной репутацией. Бывает, что в решающий момент надо предпочесть работу, а не дела сердечные.
– В чем я убедилась на личном опыте, – пробормотала миссис Гардинер.
– Полноте, дорогая, – ответил ее муж. – Ты знаешь, как оно бывает. Иногда у мужчины не остается другого выбора, кроме как сорваться по делам, как бы он ни хотел обратного.
– Должно быть, очень неприятно постоянно быть у кого-то на побегушках, – ровным голосом заметила мисс Бингли. – Из всех многочисленных неудобств, связанных с профессиональным занятием, сильнее всего терзает, наверно, осознание того, что ты не являешься хозяином самому себе.
Она торжествующе окинула сидящих за столом сияющей, непосредственной улыбкой, в то время как остальные молча переваривали ее замечание. Мистер Гардинер нахмурил брови. Миссис Гардинер была явно озадачена таким пренебрежительно грубым выпадом. Но Мэри была по-настоящему возмущена. Она научилась игнорировать насмешки мисс Бингли по отношению к себе, но не могла слышать оскорбления в адрес тех, кого любила.
– Я полагаю, вы, должно быть, не раз наблюдали подобное воочию, – голос ее был сейчас кроток и спокоен, как у мисс Бингли. – Поскольку батюшка ваш настолько сильно был предан своему делу, что вынужден был зачастую подчинять ему остальные свои желания и прихоти.
На один короткий миг мисс Бингли замешкалась с ответом.
– Не могу припомнить подобных примеров, – ответила она, но ее рука с ножом чуть задрожала, когда она намазывала маслом хлеб. – Когда я достигла сознательных лет, мой отец уже добился определенных высот и не стоял более перед подобным выбором.
К ней быстро вернулась привычная уверенность, но Мэри знала, что, публично напомнив мисс Бингли о невысоком происхождении, она лишь подогрела ее ненависть к себе. Кэролайн не забудет это замечание и будет искать способ отомстить. Однако об этом Мэри сейчас не волновалась – ей удалось сбить с мисс Бингли спесь. Она была рада, что сказала это.
Когда ужин закончился и остальные покинули стол, Мэри осталась, в очередной раз задумавшись о причинах, побудивших мистера Хейворда покинуть гостиницу. С момента его отъезда эти мысли не оставляли ее, и скоро она пришла к выводам, совпадающим с выводами ее тетушки о том, что именно она являлась причиной его исчезновения. Мэри знала, как горько разочаровал мистера Хейворда тот факт, что тогда, на Скофелл, она отказалась принимать его сторону в споре, и испытала боль, осознав, что, поддержав тогда мистера Райдера, шокировала и глубоко задела мистера Хейворда. Но действительно ли этого оказалось достаточно, чтобы отпугнуть его?
Мэри не знала, что и думать. Она не могла убедить себя, что он был ей совершенно безразличен. Он ушел, как и раньше, с первыми лучами солнца, так что она не услышала от него слов прощания или извинений. Он не поступил бы так, будь он к ней равнодушен; похоже, чувства его были сильными и глубокими. Сначала она думала, что это ревность, но как объяснить тогда ту нежность и внимание, которые он обнаружил к ней во время их спуска с холма? В заботе, которую мистер Хейворд тогда проявил, не было и следа сдерживаемой обиды или неприязни. Он не мог проявить больше тепла, не мог сделать больше для ее благополучия… тут Мэри почувствовала, что вот-вот заплачет, и усилием воли прогнала воспоминания о его руке, так твердо и осторожно поддерживающей ее. Почему же он просто не открыл ей свое сердце тогда на перевале, не поведал о своих чувствах? Если бы он заговорил, она не колеблясь дала бы ему ответ, который, как она все еще считала, понравился бы ему; но вместо этого он ушел, ничего не объяснив, бросив ее, и только по скудным знакам Мэри могла строить догадки о его истинном отношении. Что он хотел ей этим показать? Она не думала ни о чем другом, но дни сменялись ночами, а она ни на шаг не приблизилась к разгадке.
Мэри делала все, что было в ее силах, чтобы скрыть свое все возрастающее уныние от окружающих. Она отказывалась участвовать в, признаться, довольно частых обсуждениях причин отъезда мистера Хейворда, поднимаемых мисс Бингли. В такие минуты Мэри напускала на себя вид нарочитого безразличия, ни единым жестом не выказывая внутренних переживаний. Она отклоняла предложения мистера Райдера выйти подышать свежим воздухом, зная, что не перенесет его веселого, беззаботного настроения. Мэри сказала себе, что бессмысленно обвинять мистера Райдера в случившемся – он никогда не скрывал своих принципов. Она не имела права жаловаться на то его предложение на вершине Скофелл – в конце концов, поддержать его идею было ее решением, и только ей отвечать теперь за его последствия. Но, наблюдая, как мистер Райдер продолжает как ни в чем не бывало заниматься своими делами, не испытывая и грамма вины или сожаления, Мэри не могла полностью подавить негодование. Он потакал своим капризам и ничем не платил за это, в то время как на ее плечи лег тяжкий груз страданий и сожаления. Так что нет, она не спустится с ним с холма и даже не прогуляется по гостинице. Вместо этого она находила тысячу способов постоянно отказывать ему.
Было гораздо труднее скрыть переживания в присутствии дяди и тети. Мэри знала, что те беспокоятся о ней. Она несколько раз заходила к ним в разгар дискуссий, которые заканчивались, стоило ей появиться на пороге, дискуссий, тема которых была давно всем очевидна. Только однажды ее тетя попыталась затронуть этот вопрос напрямую, спросив Мэри, не думает ли она, что отъезд Тома случился слишком уж внезапно и был поступком явно не в его характере. Но когда Мэри проявила нежелание говорить на столь болезненную для нее тему, тетя не стала на нее давить. Мэри была благодарна миссис Гардинер за осторожность; не раз она испытывала искушение довериться ей. Но, несмотря на всю доброту тетушки, Мэри знала, что это ни к чему не приведет. Единственный разговор, который мог облегчить ее страдания, должен был состояться между ней и мистером Хейвордом; но он мог произойти, только когда они вернутся в Лондон. Поэтому, когда мистер Гардинер, наконец, предположил, что, возможно, им пора домой, Мэри была вынуждена скрыть радость, чтобы это не выглядело так, будто она не испытывала благодарности за то, что ее вообще взяли в эту поездку.
Не только Мэри чувствовала, что их пребывание на Озерах подошло к концу; все согласились, что пора уезжать, и вскоре все было готово к отъезду. Первым их покинул мистер Райдер. Мисс Бингли была сдержанно вежлива, когда забиралась в карету, явно надеясь, что больше она не окажется в нежеланной компании мисс Беннет. Мистер Райдер, напротив, очень хотел, чтобы они как можно скорее снова встретились в Лондоне.
– Я очень надеюсь увидеть вас в городе, мисс Беннет. Может, созовем нескольких знакомых и сходим в Воксхолл? Я буду очень рад все организовать, только скажите.
– Очень любезно с вашей стороны, но я не собираюсь слишком надолго уезжать за пределы города по возвращении. Думаю, какое-то время я проведу дома.
