– Что он хочет этим сказать? – спросила миссис Беннет, немного успокоившись. – Я не стану отговаривать его, если он собирается сделать что-то важное для девочек.
– Там много всего… гораздо больше того, что я прочитал, но по этой теме ничего. Он много рассказывает нам о том, как ему посчастливилось обеспечить себе достойную жизнь в Кенте, и о том, что он в долгу перед «щедростью и благодеяниями» своей достойной покровительницы, «достопочтенной леди Кэтрин де Бер, вдовы сэра Льюиса де Бер». К этой даме, сообщает он нам, он всегда будет стремиться «относиться с благодарным уважением».
Мистер Беннет сложил письмо и постучал им по столу.
– Мы можем ожидать этого дружелюбного молодого человека сегодня в четыре часа. Я с нетерпением жду возможности с ним познакомиться.
– По-моему, он просто чудак, – заявила Элизабет. – Не могу разобрать, каков он. Может ли он оказаться разумным человеком, сэр?
– Нет, моя дорогая, не думаю, что может. В его письме присутствует смесь подобострастия и самомнения, что очень ярко о нем говорит. Мне не терпится с ним повстречаться.
Мистер Беннет с чувством неподдельного предвкушения оглядел сидящих за столом, и Мэри ощутила укол сочувствия к несчастному мистеру Коллинзу. Его намерения казались ей благородными, хотя, возможно, и не очень удачно преподнесенными.
– Если смотреть в целом, – предприняла она попытку высказаться, – его письмо не кажется совершенно неправильным. Сама идея оливковой ветви, возможно, не совсем нова, но я полагаю, что она хорошо выражена.
Ее слова не произвели никакого впечатления. Разговор вновь с шумом продолжился, так как вероятные мотивы визита мистера Коллинза обсуждались с превеликим энтузиазмом, что, в общем-то, было не слишком к его чести.
– Похоже, мы не можем ожидать ничего плохого от его приезда сюда, – продолжила Мэри, повышая голос, чтобы перекричать шум. – Правильно ли осуждать его еще до знакомства?
Никто ее не слушал. Через некоторое время Мэри встала, аккуратно поставила стул на место, почтительно кивнула родителям и вышла из-за стола. Идя по коридору, она все еще слышала за спиной разговоры членов семьи. В ее голове промелькнула мысль, что, вероятно, никто даже не заметил ее отсутствия.
Позже в тот же день объект дискуссии прибыл точно в назначенное время. Это был высокий, грузный молодой человек лет двадцати пяти, выглядевший торжественно и солидно. Его голос звучал несколько громче, а манеры были чопорнее и официальнее, чем того требовала семейная обстановка. Но чем больше он говорил, тем больше нравился хозяевам. Миссис Беннет была в восторге от того, что к ней обращались со всем почтением, которое, по ее мнению, весьма ей подобало, в то время как мистер Беннет оказался в равной степени польщен, обнаружив, что их гость во всех отношениях так же нелеп, как он и надеялся.
Комплименты мистера Коллинза своим прелестным кузинам – а именно его радость от того, что он открыл для себя их красоту, которая превзошла даже самые восторженные о них отзывы, и его убежденность в том, что они должны быть очень быстро и выгодно выданы замуж, – оказались не очень по вкусу тем, кому эти комплименты были адресованы. Однако эти слова стали музыкой для ушей их матери, хотя та и не смогла сдержаться, чтобы не отметить свое сожаление по поводу того, что у них нет подходящего приданого, «поскольку все устроено таким странным образом».
– Вероятно, вы намекаете, – пробормотал мистер Коллинз, – на наследство этого поместья?
– Да, сэр. Это очень неприятная ситуация.
– Я мог бы многое сказать по этому поводу, – заметил он, ухмыляясь своим кузинам особенно лукаво и раздражающе, – но остерегаюсь показаться напористым и опрометчивым. Но я могу заверить юных леди, что пришел сюда, готовый восхищаться ими! Сейчас я не скажу ни слова более, но, может быть, когда мы познакомимся поближе…
Джейн и Элизабет сурово отвернулись, а Китти и Лидия даже не пытались скрыть свою скуку. И только Мэри смотрела на мистера Коллинза с любопытством. Нельзя было отрицать, что он не производил особого впечатления. В нем не было ни чванства офицеров, которыми так восхищались Китти и Лидия, ни жизнерадостной теплоты мистера Бингли. И уж конечно, мистер Коллинз не обладал природной серьезностью мистера Дарси и теми властностью и уверенностью, которые внушали почтение, где бы тот ни появлялся. Глядя, как гость разговаривает с их матерью, восхищаясь убранством комнат, изяществом мебели и цветом занавесок, Мэри не могла не признать его глуповатым. Мистера Коллинза радовало все – казалось, он не понимал, где кончается признательность и начинается лесть. И все же, несмотря на всю его угодливость, попытки быть любезным часто проваливались. Он, казалось, не замечал, что миссис Беннет не нравится, когда ее диваны сравнивают с теми, которые его уважаемая покровительница, леди Кэтрин де Бер, поставила в своей второй по красоте утренней гостиной. Лучше бы он поменьше говорил и побольше думал, размышляла Мэри, но по мере того, как мистер Коллинз продолжал, она понимала: такого никогда не случится. Порицая самого себя, он находился в полном неведении о том плохом впечатлении, которое производил на окружающих. Мэри начала испытывать опасения по поводу того, как их гость поведет себя за ужином. Мистер Коллинз предложил ее отцу такую заманчивую возможность поупражняться в остроумии, что она не могла представить себе, при каких обстоятельствах мистер Беннет мог бы от нее отказаться.
– 22 –
За обедом мистер Беннет на удивление почти не разговаривал. Он позволил себе лишь едва заметную улыбку, когда мистер Коллинз, расхваливая еду с той же экстравагантностью, с какой он восхищался всеми другими отличительными признаками дома, спросил, кому именно из своих прекрасных кузин он обязан стряпней. Миссис Беннет ответила, с некоторой резкостью в голосе, что они вполне могут держать кухарку и ни одной из ее дочерей нечего делать в кухне. Пристыженный мистер Коллинз поспешил загладить свою вину и продолжал делать это еще долгое время после того, как миссис Беннет сочла себя успокоившейся. Мэри показалось, что гость потратил целых пятнадцать минут на извинения, в то время как все остальные смущенно смотрели в свои тарелки. Но, как только все было убрано и слуги удалились, она увидела, что лицо отца приняло выражение вежливого интереса, – и тот посвятил себя приятной задаче разоблачить как можно больше недостатков своего гостя, прежде чем принесут кофе. Начал мистер Беннет с того, что заметил: мистеру Коллинзу, по-видимому, очень повезло с покровительницей. Не мог бы он рассказать им еще что-нибудь о леди Кэтрин де Бер, которая, по всей видимости, так заботилась о его комфорте и благополучии?
Лучшего предмета для разговора было не придумать. Мистер Коллинз оказался красноречив в похвалах, превознося любезность и снисходительность своей покровительницы; ее одобрение его проповедей; ее великодушие, которое она проявляла, приглашая его на обеды; ее необычайную учтивость в том, что иногда в субботу вечером она просит его составить ей партию в кадриль, когда другой джентльмен разочаровывает ее. Для леди ее уровня подобное поведение было столь же исключительным, сколь и приятным. Она даже сочла нужным побывать в его скромном пасторском доме и одобрила все изменения, которые он в него внес, хотя и была достаточно вежлива, чтобы сообщить ему, что в шкафах на верхних этажах требовалось больше полок.
