– Я знала, что вы не способны посвятить себя профессии, которая вас совершенно не интересует, – торжествующе заявила Мэри. – Вам потребовалось некоторое усилие, чтобы признаться в этом, но я не сомневалась, что так оно и есть.
– Я не уверен, что стоит всем подряд признаваться в своем пристрастии к более грязным закоулкам закона, – печально заметил мистер Хейворд, – но поскольку это, кажется, подняло меня в ваших глазах, я готов это признать.
Мэри почувствовала, как кровь прилила к лицу. Она не знала, что послужило тому причиной – веселый взгляд мистера Хейворда или вино дяди, которого она выпила больше обычного. Судя по шуму за столом, она была не единственной захмелевшей гостьей. Зазвучали радостные возгласы, когда вошли слуги с тремя большими бисквитами, залитыми сливками, и множеством ложек.
– И все же вы не испытываете подобных затруднений, признаваясь всем подряд в своей любви к поэзии.
– Нет, этого занятия я никогда не стыжусь.
– Могу я спросить, откуда у вас такая страсть?
Мэри поражалась самой себе, что продолжает задавать еще какие-то вопросы, но не могла остановиться.
– Вас всегда привлекала поэзия?
– Не могу припомнить, когда бы она меня не привлекала, – просто ответил мистер Хейворд. – Я полюбил ее с самого детства.
– А вы сами пишете стихи или только их читаете? Полагаю, одно здесь часто неотделимо от другого.
– Действительно, эти два увлечения сочетаются так же хорошо, как этот превосходный бисквит и кувшин со сливками. Желаете немного?
Мэри покачала головой: казалось, в нее не влезет больше ни кусочка. Даже мистер Хейворд с видом проигравшего битву отодвинул тарелку.
– Да, я пытался писать стихи, – признался он. – И очень старался. Как и многим другим молодым глупцам, мне казалось, что раз я так искренне люблю поэзию, то должен уметь ее и писать. Но я ошибался. У меня ничего не вышло.
– Должно быть, это сильно вас огорчило.
– В то время я думал, что это конец света. – Он улыбнулся, вспомнив свое юношеское горе. – Теперь я благодарен судьбе, что так рано осознал свои ограниченные возможности. Если у меня нет таланта, чтобы создавать нечто прекрасное, то, по крайней мере, я обладаю критическим складом ума, чтобы оценивать искусство других. Лучше принять свои сильные стороны, чем безнадежно тосковать по слабостям. «Познай самого себя», как советуют нам греки.
Мэри пробормотала какую-то фразу, очень тихо, почти про себя.
– Право же, мисс Беннет, это очень похоже на греческий, – заметил мистер Хейворд. – Возможно ли такое? Это не тот язык, с которым обычно знакомы молодые леди.
– Ой! – воскликнула Мэри, смущенная тем, что у нее обнаружили знание, которым она не должна была обладать. – На самом деле я знаю очень мало, только алфавит, немного грамматики и несколько цитат великих философов. Меня научил этому друг семьи.
– Вы полны сюрпризов, – отметил мистер Хейворд. – Я предвкушаю, как вы признаетесь, что еще и рисуете в китайском стиле или недавно подготовили свой собственный перевод Гете.
Мэри вдруг насторожилась. Он что, издевается над ней? Она бы не вынесла этого. Мистер Хейворд заметил ее встревоженное выражение лица.
– Я вижу, что расстроил вас. Пожалуйста, поверьте, это не входило в мои намерения.
Он казался искренне огорченным, пытаясь загладить свою вину.
– Я неправильно подобрал слова. Вечно я пытаюсь сделать остроумное замечание, даже когда мне лучше помолчать. Но я не хотел вас дразнить. Развитый ум – удивительная вещь в женщине, и его следует в любом случае поощрять, а не презирать. Если у вас создалось впечатление, что я думал иначе, то я сожалею и прошу у вас прощения.
Нельзя было сомневаться ни в его искренности, ни в его заботе, и Мэри почувствовала, как ее охватывает облегчение. Она не могла припомнить, когда ей так нравилось чье-то общество, и было бы больно, если бы вечер закончился на неприятной ноте. Ибо теперь не осталось никаких сомнений в том, что ужин подходит к концу. Тарелки убрали, а крошки смахнули со скатерти. Впервые на своей памяти Мэри не обрадовалась тому, что праздник заканчивается; у нее не было ни малейшего желания уходить.
– Вы очень добры. Но винить здесь в чем бы то ни было нужно не только вас. Мне тоже есть в чем повиниться, потому что я забросала вас множеством вопросов – о поэзии и законе, – а вы терпели все это с величайшей стойкостью.
– Что ж, – ответил мистер Хейворд, вновь обретя бодрость, – если мы оба в равной степени виноваты, могу я предложить план возмещения убытков? Вы порекомендуете мне книгу, которая, по вашему мнению, в чем-либо добавит мне новых знаний, а я сделаю то же самое для вас. Условия таковы: произведение должно быть прочитано целиком – без пропусков – и полный отчет о полученных ощущениях читатель должен предоставить рекомендующему не позднее срока в четырнадцать дней. Что скажете?
Мэри пришла в восторг. Ничто не могло бы доставить ей большего удовольствия.
– Я охотно принимаю ваши условия и сделаю все, что в моих силах, чтобы добросовестно выполнить свои обязательства.
Шум на другом конце стола усилился до такой степени, что общаться между собой стало невозможно, так как один из друзей мистера Гардинера объявил о своем намерении порадовать гостей песней. Памятуя о том, что жест призван заменить слова, мистер Хейворд молча поднял свой бокал в знак согласия, а Мэри застенчиво взяла свой.
– 55 –
Мэри быстро определилась с выбором книги. В библиотеке мистера Гардинера она нашла собрание томов «Истории Англии» миссис Маколей. Эти книги очень увлекли Мэри, когда та познакомилась с ними в Лонгборне. Теперь, открыв их, она не могла не заметить, что они выглядят почти нетронутыми; но ведь мистер Гардинер, в отличие от ее отца, вел собственное дело и, возможно, предпочитал более легкое чтение в часы досуга. Он, конечно, не стал возражать, когда Мэри спросила, можно ли одолжить книги. Она унесла их в свою комнату, с нетерпением ожидая момента, когда сможет передать подборку мистеру Хейворду.
Несколько дней спустя, когда они с миссис Гардинер сидели в гостиной, им возвестили о его прибытии. Дети, занятые ежедневным чтением, от волнения вскочили с мест, потому что мистер Хейворд, как известно, носил с собой мятные леденцы и однажды, по случаю, который никогда не забудется, подарил каждому из них по целому апельсиновому цукату. Мэри настолько разделяла волнение юных Гардинеров, что этот факт не ускользнул от внимания их матери.
– Ты выглядишь очень воодушевленной, – заметила миссис Гардинер. – Надеешься, что у Тома найдутся сладости и для тебя?
– О нет, я ожидаю гораздо лучшего. Мы с мистером Хейвордом поставили перед собой небольшую задачу. Он будет читать книгу по моему выбору, а я – по его.
Миссис Гардинер нахмурилась.
– Бедный Том, я подозреваю, что он заключил заведомо неудачную сделку. Надеюсь, ты не собираешься озадачить его чем-нибудь излишне неудобоваримым?
