– Чтобы умереть, ничего и не требуется, кроме как быть живым, – промолвила одна из женской кучки, а другая задумчиво добавила:
– Сколько ж куража было в человеке, а теперь годится только мух собирать.
И тогда северяне что-то там втихаря обсудили, а потом двое высказались в один голос:
– Женщина его убила!
Луханеру обвинили прямо в лицо, все вокруг нее сгрудились. Я позабыл об осторожности и молнией кинулся сквозь толпу. Сам от себя не ожидал, чуть нож не выхватил. Многие на меня уставились, а точнее сказать, все. И я произнес, вроде как с издевкой:
– Да посмотрите на ее руки. Разве ей достанет силы и храбрости, чтобы порезать человека? – И добавил, красуясь для виду: – Ну кто мог подумать, что покойник этот, который, говорят, в своем районе был ой как лих, примет такую смерть, в таком пропащем месте, как у нас, где ничего и не случается. Разве что кончил его какой-нибудь чужак, которого уже и след простыл!
С моей придумкой никто спорить не стал.
Об эту пору в тишине послышался стук копыт. Полиция. У каждого имелись причины, чтобы с нею не связываться, посему было решено переправить мертвого в ручей. Вы, должно быть, помните, я говорил уж про длинное окно, в которое улетел сверкающий нож. Ну так то же после сталось и с мужчиной в черном. Множество рук его подняло, облегчили его и от монет, и от купюр, что при нем были, а кто-то отрубил ему палец, чтобы разжиться колечком. Ловкачи, доложу я вам, так-то они обошлись с бедным беззащитным покойником, с которым кто-то разобрался и покруче. Один толчок – и унес его бурный, ко всякому привычный поток. Не знаю, потрошили мертвеца или нет, чтобы он не всплывал, потому что смотреть у меня охоты не было. Тот седоусый и так глаз с меня не спускал. А Луханера под шумок улепетнула.
Когда стражи порядка заглянули на огонек, танцы кое-как продолжались. Слепой скрипач умел выдавать такие хабанеры
[63], каких теперь и не услышишь. Снаружи занимался рассвет. Столбики из няндубая на холме маячили как будто сами по себе, потому что в утренней мгле тонкой проволоки между ними еще не было видно.
Я спокойно отправился к себе на ранчо, в трех куадрах от салона
[64]. В окне я приметил огонек, но потом он разом погас. А я как только понял, что к чему, так и припустил к дому. Борхес, я снова вытащил короткий острый нож, который прятал вот здесь, в жилете, на левой подмышке, и вдумчиво так его оглядел, и был он как новенький, безгрешный, не осталось и пятнышка крови.
Список источников
(приведен X. Л. Борхесом в издании 1954 г.)
«Жестокий освободитель Лазарус Морель»
Twain, Mark. Life on the Mississippi. New York, 1883.
Devoto, Bernard. Mark Twain’s America. Boston, 1932.
«Беспардонный лжец Том Кастро»
The Encyclopedia Britannica (Eleventh Edition). Cambridge, 1911.
«Вдова Чин, пиратка»
Gosse, Philip. The History of Piracy. London, New York and Toronto, 1932.
«Преступных дел мастер Монк Истмен»
Asbury, Herbert. The Gangs of New York. New York, 1928.
«Бескорыстный убийца Билл Харриган»
Watson, Frederick. A Century of Gunmen. London, 1931.
Burns, Walter Noble. The Saga of Billy the Kid. New York, 1926.
«Неучтивый церемониймейстер Кодзукэ-но Сукэ»
Mitford, А. В. Tales of Old Japan. London, 1912.
«Хаким из Мерва, красильщик в маске»
Sykes, Percy. A History of Persia. London, 1915.
Die Vernichtung der Rose / nach dem arabischen urtext übertragen von Alexander Schulz. Leipzig, 1927.
Et cetera
Смерть богослова
Ангелы уведомили меня, что, когда Меланхтон скончался, ему в мире ином предоставили дом совсем такой, как на земле. (Так бывает почти со всеми пожаловавшими в вечность, и поэтому они не считают себя мертвыми.) Обстановка тоже была такая же: стол обеденный, письменный стол с выдвижными ящиками, книги. Когда Меланхтон очнулся в этом месте, он взялся за свои литературные труды так, словно он и не покойник, и за несколько дней написал об оправдании верой. По обыкновению, он ни словом не обмолвился о милосердии. Ангелы заметили упущение и послали к нему спросить об этом. Меланхтон сказал посланцам: «Я неопровержимо доказал, что можно обойтись без милосердия и, чтобы попасть на небо, достаточно верить». Говорил он это надменно, а сам не знал, что уже мертв и место его вовсе не на небе. Когда ангелы услышали эти слова, они его оставили.
Спустя несколько недель вся обстановка, за исключением кресла, стола, стопки бумаги и чернильницы, начала истаивать и в конце концов сделалась невидимой. Кроме того, на стенах жилища проступили пятна сырости, пол украсился желтыми разводами. Одежда тоже стала проще и грубее. А так как он продолжал писать и настаивать на ненужности милосердия, то его поместили в подземелье, где содержались такие же, как он, богословы. Там он просидел несколько дней и начал сомневаться в своем тезисе, и тогда ему разрешили возвратиться. Теперь его одежды были из задубелых кож, но он принудил себя думать, что ему все показалось, и продолжал прославлять веру и поносить милосердие. Однажды вечером ему стало холодно. Он обошел дом и увидел, что его жилье уже совсем не такое, как на земле. Одно помещение было завалено какими-то непонятными орудиями, другое сделалось таким маленьким, что в него нельзя было войти, еще одно не поменялось, но теперь его окна и двери выходили на большую песчаную косу. Комната в глубине дома была полна людей, которые превозносили его и твердили, что такого ученого богослова еще никогда не бывало. Похвала его обрадовала, но часть этих людей была безлика, а другие походили на мертвецов, и он из-за этого проникся к ним недоверием и неприязнью. И тогда он решил написать похвалу милосердию, но страницы, написанные им сегодня, назавтра оказывались чистыми. Происходило так потому, что писал он их неискренне.
К нему приходили многие из тех, кто недавно умер, но ему было стыдно за такое убогое жилище. И для того чтобы все уверились, что он на небесах, он уговорился с одним колдуном, обитавшим в помещении в глубине дома, и тот слепил приходивших обманным блеском. Едва все уходили – а иногда еще и до их ухода, – снова проступали пятна сырости и нищета.
В последних сообщениях о Меланхтоне говорится, что колдун и один из безликих уволокли его на косу и там он прислуживает бесам.
(Из книги «Небесные тайны» Эммануила Сведенборга)
