Суббота, 17 июня. После облачной ночи рассвет оказался не по сезону холодным. Веллингтону удалось три часа поспать в деревне Женап, чуть к северу от Катр-Бра, но в начале четвертого часа утра он уже снова был на перекрестке. «Девяносто второй, – сказал он нескольким хайлендерам, стоявшим лагерем, – я был бы вам признателен за огонек». Солдаты с готовностью развели для него костер, у которого герцог предавался размышлениям в ожидании новых докладов о судьбе прусских союзников. Он облачен был в белые лосины, полуботинки, темно-синий редингот с отворотами, белый шейный платок и свою обычную шляпу с кокардой. В бой герцог всегда одевался просто. Многие офицеры предпочитали надеть парадный мундир, хотя никто не превзошел в этом адмирала Горацио Нельсона, которого на палубе Victory легко было отличить невооруженным глазом – по золотым галунам и драгоценным украшениям. Веллингтон же неизменно носил простой мундир. Его люди знали, кто он такой, никакой мишуры не требовалось.
Тем утром солнце взошло около половины четвертого. Вскоре после восхода герцог мог заметить безутешную женщину с тремя маленькими детьми, бродившую меж солдатских костров. Она определенно привлекала внимание, поскольку Марта Дикон находилась на девятом месяце беременности. Она приехала в Катр-Бра со своими детьми накануне, скорее всего, в обозной телеге. Ее муж, Томас Дикон, служил прапорщиком 73-го, еще одного шотландского батальона. Теперь она его потеряла. Она лишь знала, что прошлым вечером во время финальной атаки он получил ранение. Он шел рядом с сержантом Томасом Моррисом, когда мушкетная пуля сразила человека, бывшего от Морриса с другой стороны. Пуля ударила человеку в лоб и убила на месте. «Кто это?» – спросил Дикон. «Сэм Шортли, – ответил Моррис и взглянул на офицера. – Вы ранены, сэр».
«Боже правый, в самом деле», – ответил Дикон. Одна рука его оказалась перебита мушкетной пулей. Он выронил шпагу и направился в тыл, чтобы найти Марту и детей, которых оставил с обозной охраной, искал их до темноты и никак не мог найти. На заре его, ослабевшего от потери крови, подобрала у обочины дороги одна из повозок, увозившая раненых обратно в Брюссель.
Марта, в одном лишь черном шелковом платье и накинутой на него легкой шали, продолжала искать Томаса. Наконец она нашла кого-то, кто поведал ей о судьбе мужа, но к этому времени никакой транспорт на север уже не шел, поэтому Марта, несмотря на поздний срок беременности, прошла с тремя детьми почти 35 километров до Брюсселя пешком. Ей пришлось выдержать столь сильный ливень, о котором герцог говорил, что даже в Индии таких не припомнит, но маленькая семья продолжала идти. Путь занял два дня, но завершился счастливо. Марта отыскала в Брюсселе Томаса, который выздоравливал, и на следующий день родила девочку, которую нарекли Ватерлоо Дикон.
Пруссаки тоже поднялись спозаранку. Маршал Блюхер, израненный и разбитый, смог несколько часов поспать на мызе Меллери, неподалеку от Линьи. Его разыскал его собственный штаб, и рано утром состоялось совещание, что же прусской армии теперь делать? Гнейзенау, не доверявший британцам, предлагал отступить на восток, до Рейна и Пруссии, но этот маневр увел бы армию Блюхера еще дальше от союза с Британией и Голландией, а Блюхеру, в отличие от Гнейзенау, нравились и та и другая, и он доверял Веллингтону. Спор вышел коротким. Как бы разумно и обстоятельно ни излагал Гнейзенау свое мнение, он уважал полководческий талант командира и уступил требованиям Блюхера. Армия отошла не на восток, а на север, к Вавру.
Это было, наверное, ключевое решение всех этих четырех дней. Союзники потеряли удобный канал связи по Нивельскому тракту, но оставались сельские дороги, соединявшие Вавр с дорогой на Брюссель. Грунтовые дороги петляли среди полей и пролесков, их пересекали ручьи и речки, однако, отправившись не на восток, а в Вавр, Блюхер сохранил возможность соединиться с армией Веллингтона. Это было смелое решение. Блюхеру должно было быть известно, что французы отправляют дополнительные силы, чтобы ускорить его отступление и пресечь любое движение в сторону Веллингтона, поэтому, двинувшись на север, к Вавру, он очень затруднил себе возможность безопасного отхода на восток. Однако не зря же его прозвали «Маршал Вперед»! Пусть Веллингтон и не пришел к нему на помощь накануне, но старый маршал не бросает своих союзников!
И пруссаки двинулись на север. Капитан Вестфальского эскадрона отмечал, что в войсках царило уныние. Начался дождь, некоторые новые седла размокли, и всадники стерли себе кожу, так что капитан приказал спешиться и вести коней в поводу. Дорога была трудной, погода – отвратительной, солдаты – несчастными, но вот у обочины дороги они повстречали маршала Блюхера, и настроение сразу изменилось:
В свои 74 года фельдмаршал излучал свежесть и приветливость. Он промыл свои раны бренди и подкрепился изрядным количеством шнапса. Вероятно, ему было очень больно держаться в седле, однако он объезжал войска, перешучивался с солдатами, подтрунивал над ними, и его жизнелюбие распространялось по колонне, словно пожар. Я только взглянул на старого героя, хотя мне бы следовало выразить ему радость по поводу того, что он спасся во вчерашнем бою.
Трудно представить себе, чтобы герцог Веллингтон «перешучивался с солдатами, подтрунивал над ними». Это не его стиль. Не единожды он останавливал солдат, приветствовавших его, потому что считал, что если сегодня тебя приветствуют, то завтра могут и освистать. Его не любили, как Блюхера, не боготворили, как Наполеона, но уважали. Он умел быть остроумным и колким. Однажды, когда война давно закончилась, несколько французских офицеров демонстративно повернулись к нему спиной. Бывшая с ними женщина принялась извиняться за такую грубость, на что герцог ответил: «Не беспокойтесь, мадам, я уже видал их спины прежде». Он приучился скрывать свои чувства, хотя открыто оплакивал погибших на поле боя. Он обладал взрывным темпераментом, который тоже научился держать под контролем. Солдаты могли наблюдать проявления характера, реже – чувств, однако хоть герцог и был с ними холоден, но им доверял, а они – ему. Вот что писал рядовой Уильям Уилер из 51-го, служивший у Веллингтона во время Пиренейской войны:
Если Англия вновь призовет на военную службу и если я сгожусь для нее, пусть «Старый Носач» будет моим командиром. О наших нуждах наверняка позаботятся, у нас не будет случая бояться врага. В двух вещах мы можем быть уверены. Во-первых, мы всегда будем обеспечены провиантом, насколько позволит обстановка. Во-вторых, мы точно зададим врагу первосортную трепку. А что еще нужно солдату?
Веллингтону понравилась бы такая похвала, но сейчас, наутро после Катр-Бра, он, вероятно, сомневался, сможет ли задать Наполеону «первосортную трепку». Он ждал новостей от Блюхера, прохаживаясь у огня, который шотландцы развели для него. Не меньше часа провел он, размышляя в одиночестве, покусывая в задумчивости прутик, срезанный с дерева. Наконец подполковник, достопочтенный сэр Александр Гордон, один из адъютантов герцога, принес Веллингтону долгожданные новости. Армия Блюхера, боеспособная, хоть и покалеченная, ушла в Вавр. На север, в Вавр, а не на восток, в Пруссию. «Старина Блюхер пошел зализывать раны, – проворчал герцог офицеру Колдстримского гвардейского полка. – Он вернулся в Вавр, за 18 миль [29 км] отсюда. Раз он вернулся, нам тоже придется отойти. Полагаю, в Англии про нас тоже скажут, что мы вылизываемся. Ничего не могу с этим поделать – раз он отошел, нам тоже придется отойти».
