Расстояние невелико, 600–800 метров, а пушки велики. 12-фунтовая пушка весит почти 2 тонны и требует 15 человек обслуги, чтобы перенацеливать этого монстра после мощной отдачи от каждого выстрела. Хорошо обученный расчет может производить два выстрела в минуту, но это редкий результат, а в такой грязи, как при Ватерлоо, – почти недостижимый. Марк Эдкин в своей знаменитой книге «Кавалер Ватерлоо» (The Waterloo Companion) заключает, что «гран-батарея» в направлении восточной части гребня Веллингтона выпускала в минуту 4000 ядер и бомб на протяжении получаса, перед атакой пехоты. В металле это выходит очень значительный вес, но цели распределялись в ширину, глубину, да и большая их часть была скрыта от канониров. Обратные склоны защищали британо-голландскую пехоту, хотя, разумеется, полной защиты обеспечить не могли. Подполковник Фрэнсис Хоум, перед тем как отправиться в подкрепление гарнизону Угумона, как раз находился на гребне, над шато, и эту часть позиции Веллингтона обстреливали другие французские пушки. Однако тут они не наносили большого урона. «На таком расстоянии попаданий не было, – писал Хоум. – Стреляли выше, поверх нас». Однако со временем французские артиллеристы подкрутили подъемные винты орудий, и снаряды начали падать среди «красных мундиров», которым приказали залечь. Одно из ядер «жестоко растерзало» лейтенанта Симпсона. «При этом он оставался в полном сознании и понимал свое положение. Он просил только, чтобы его избавили от боли, но все-таки прожил до вечера».
Если бы Веллингтон не укрыл свои войска, как Блюхер при Линьи, если бы их видели французские канониры, бойня вышла бы куда страшнее, но французские артиллеристы могли только догадываться, где прячется пехота, и снимала сливки с гребня, надеясь, что ядро приземлится посреди врагов. Артиллеристы стояли в ряд (как вспоминал «гран-батарею» французский офицер) и «закладывали заряды, забивали их в ствол и раскручивали фитили, чтобы те лучше разгорались»:
За ними стояли капитаны орудий, почти все пожилые, и отдавали приказы, как на параде. 80 пушек палили одновременно, перекрывая все прочие звуки. Всю долину заполнял дым. Через секунду или две вновь слышались чистые, спокойные голоса капитанов: «В дуло! Прибей заряд! Наводи! Пли!» Так продолжалось полчаса без перерыва. Мы едва могли видеть наших товарищей, когда на другом конце долины англичане тоже открыли огонь. Мы слышали свист их ядер в воздухе, тяжелые шлепки, когда они ударялись в землю, – и другой звук, когда мушкет разбивается в щепки, человека отбрасывает на 20 шагов назад, а все кости у него переломаны.
Прицеливаться точно не получалось. Стволы не были нарезными, зазор менялся с каждым выстрелом, также мешал дым. В тот день ветер почти стих, дым застаивался в вязком воздухе, и после первого же выстрела французским артиллеристом стало очень непросто разглядеть цели, но расстояние было известно, и капитаны корректировали угол подъема ствола после каждого выстрела. В 1835 году британцы тестировали артиллерию времен Наполеоновских войн и выяснили, что при стрельбе с 548 метров цели достигают 9 снарядов из 10, хотя с увеличением дистанции точность значительно падает. Мишенями служили барьеры, имитирующие пехоту в линии. Отличный тест, потому что установить точность попадания в меньшую цель, например в одиночное орудие, сложно. Однако, если ядро находило цель, ущерб мог быть катастрофическим. При Ватерлоо одно французское ядро весом 5,5 килограмма диаметром 12 сантиметров одним ударом убило и ранило 26 человек. К счастью для британо-голландской армии, большая часть канонады «гран-батареи» гремела даром, благодаря уловке Веллингтона с обратным склоном.
В зоне обстрела «гран-батареи» находилось около 15 000 германо-британо-голландских солдат, но почти все они были укрыты за вершиной гребня. Французы знали, что они там, хоть и не видели их. Они могли видеть некоторых офицеров и стрелков перед батальонами, многие в армии Наполеона знали про привычку Веллингтона прятать свои войска. Разрозненные орудия на видимом склоне были плохой мишенью. Артиллеристы Наполеона хотели ослабить позиции защитников гребня, но для пушек это было невозможно. Мортиры, перебрасывавшие снаряды за гребень, были опаснее.
Шум стоял страшный. 80 пушек, стреляя даже один раз в минуту, наполняют воздух ударным буханьем, а к этой какофонии добавлялись еще и другие орудия. Дым сгущался перед воронеными дулами, выстрелы веером раскладывали рожь перед каждой пушкой. Один солдат описал звук ядра, летящего над головой: как будто этажом выше катят по деревянному полу тяжелую бочку эля. На самом деле шум был таким оглушительным, что некоторые решили – над бельгийскими полями разразилась еще одна гроза.
Бомбардировка была чудовищной, как писал офицер 92-го полка, но жертв оказалось немного. Пехота лежала или сидела, да и грязь сделала свое доброе дело. Мортирные бомбы зарывались в глину, которая гасила энергию взрыва. Один ганноверский офицер заметил, что «жертв было бы намного больше, если бы дождь не намочил землю, так что ядра теряли в ней свою убойную силу, которую сохранили бы, ударившись о твердую землю». И все-таки некоторые выстрелы попадали в цель. Капитан Фридрих Вайц записал, как жестоко пострадала артиллерия союзников:
Три орудия недавно прибывшей батареи были разбиты, не успев сделать ни единого выстрела, а один из зарядных ящиков взорвался, когда проезжал мимо 1-го батальона. Кони, везущие пылающий зарядный ящик, испугались и понесли прямо к большому артиллерийскому парку, откуда и выезжали. Катастрофу предотвратили несколько драгун, которые подоспели вовремя, догнали коней, закололи их и повалили.
Ветераны союзных войск видели и слышали такую канонаду прежде, хотя редко настолько мощную, а вот на новичков шум, дым, крики раненых людей и лошадей оказывали сильное впечатление. Одна бригада, похоже, пострадала особенно сильно – голландская бригада Биландта и бельгийские батальоны. Большинство историков, изучающих Ватерлоо, отмечают, что те по ошибке вышли на передний склон и понесли такие потери, что почти бежали, хотя на самом деле всего лишь отступили за гребень. Перед ними проходила дорога вдоль гребня, по бокам ее рос густой кустарник. Лейтенант Айзек Хоуп, офицер, описывавший ужасы канонады, рассказал, что эти кусты «хоть и не защищали солдат от вражеского огня, но хотя бы не позволяли врагам их увидеть».
Перед дорогой, на переднем склоне, французские пушки были полностью открыты для французской артиллерии. Там располагались 34 пушки, их обслуживало около 1000 людей. Казалось бы, 1000 – это много, но кроме расчетов, которые заряжали, целились и стреляли, требовались еще и люди, которые подносят заряды из ящиков, находящихся позади. Эти люди, находясь под обстрелом врага, сами продолжали стрелять, наводя орудия не на окутанную дымом «гран-батарею», но дальше, туда, где корпус д’Эрлона строился для атаки. На дальнем гребне собрались 18 000 французских пехотинцев, и британо-голландские пушки целились в их тесные ряды.
Самыми тяжелыми у британцев были 9-фунтовки, но их дополняли 6-фунтовки и мортиры. Британцы старались использовать свои мортиры как пушки, стреляя по весьма пологой траектории, а французы часто поднимали орудийный ствол на целых 30°. При Ватерлоо у британцев не было нужды в стрельбе навесом через препятствие, потому что французы не воспользовались приемом Веллингтона, не спрятались за обратный склон, и мортиры могли палить прямо по вражеской пехоте сквозь клубящиеся облака дыма. Британские пушки стреляли попеременно бомбами, ядрами и «тайным» британским оружием – шарообразными картечными ядрами.
