Таковы воспоминания о героях Ватерлоо. Младший лейтенант Легро и его люди, сержант Джеймс Грэм, Чарльз Юарт – их много, с обеих сторон, но и трусость тоже встречалась. Кто-то помогал раненым отойти в тыл, да так и не возвращался. Такое случалось даже в элитных войсках. Генерал сэр Эндрю Барнард командовал бригадой легкой дивизии, в которую входил и батальон его 95-го стрелкового. После битвы он писал:
С сожалением отмечаю, что многие наши при появлении кирасиров отправились в тыл без уважительной причины. После боя обнаружилось отсутствие не менее ста человек. Это крайне меня огорчает, поскольку в нашем полку такое случается впервые. Кинкейд говорит, что, если после начала кавалерийской атаки кто-то и покинул ряды, таковых было очень мало. Многие из тех, кто отправился в тыл, были людьми, от которых я меньше всего ожидал подобного.
Эдвард Костелло, один из стрелков Барнарда, получил ранение при Катр-Бра. Он отступал вместе со своим отрядом, но в день битвы получил приказ отправиться в Брюссель, на перевязку. Он пошел на север через лес и заметил среди деревьев «ватагу» людей.
Бельгийцы и даже англичане жгли костры и деловито готовили еду, бросив своих товарищей сражаться с врагом. Как будто бы вокруг ничего не происходило!
Но гораздо больше солдат осталось, чем сбежало. Некоторым раненым приказали идти в тыл, и они, несомненно, вздохнули с облегчением, выполняя приказ, но многие отказались уходить, предпочитая остаться с товарищами. У других нашлись законные причины оставить поле сражения. Троих едва выживших бойцов из иннискиллингских драгун отправили конвоировать массу пленных французов в Брюссель. Этим пленным повезло, потому что они остались в живых. Вильгельм Шютте был хирургом в брауншвейгском отряде. «Наши люди, – писал он родителям, – исполнились адской злобы». И привел следующий пример:
В четыре часа пополудни привели сотню каких-то французских пленных. Один из них улучил момент и сбежал. Его поймал гусар и выстрелил из пистолета в голову. Другие подбежали к нему и принялись дубасить. Уже смертельно раненный человек получил всеми палками, какие только нашлись вокруг. Они колотили его до тех пор, пока на нем живого места не осталось.
К середине дня сформировался непрерывный поток людей, уходящих на север от поля боя. У большинства имелись законные причины для ухода, они были либо ранены, либо помогали раненым добраться до врача, хотя никто из ухаживавших за больными не был медиком. Элизабет Гейл была пятилетней девочкой, дочерью стрелка из 95-го. Вместе с матерью они сопровождали батальон к Мон-Сен-Жану. Годы спустя она вспоминала, как помогала щипать корпию для перевязки раненых и даже помогала матери перевязывать некоторых из них. Элизабет прожила 95 лет и считается последним живым свидетелем битвы. Она умерла в 1904 году. Незадолго до смерти у нее брали интервью.
Она сохранила живые воспоминания о людях, умиравших в лагере. Она помнит свой испуг, когда ее мать приподняла покрывало с одного из них и она увидела мертвое лицо с открытыми глазами, пустой взгляд, устремленный на поле битвы.
Так и маршал Ней, глядя с южного гребня, видел толпы людей, уходящих на север, к Брюсселю. Многие из них были ранены, некоторые дезертировали, много было возниц, отправлявшихся за боеприпасами, да еще тысячи пленных под конвоем. И весь этот поток людей, лошадей и повозок стал прямой причиной последующей великой драмы Ватерлоо.
10. «Лучшая в мире кавалерия»
Преподобный Уильям Лик, выпускник Кэмбриджа, был штатным священником прихода Холбрук в Дербишире и автором нескольких серьезных работ, призванных усовершенствовать англиканскую церковь. Однако до того, как заняться теологией и стать священником, он был солдатом, а в 1815 году – 17-летним прапорщиком в 52-м пехотном. В мемуарах о своей военной службе он писал:
Одна из самых неприятных ситуаций, в какую только можно попасть на солдатской службе, – стоять под артобстрелом без всякой возможности что-либо сделать. Я часто провожал взглядом ядра из наших пушек, пролетавшие над нами. Гораздо легче смотреть на ядро, пущенное поверх твоей головы, которое от тебя удаляется, чем на то, что приближается к тебе, хотя и такое случалось. Я говорю об обстреле из шести-, восьми-, девяти- и двенадцатифунтовых пушек.
Лик держал одно из полковых знамен, хотя оба знамени, перешедшие через битвы при Вимейро, Корунне, Бусаку, Фуэнтес д’Оноро, Сьюдад-Родриго, Бадахосе, Саламанке, Витории, Нивеле, Ортезе и Тулузе, теперь превратились в клочки материи на голых шестах. 52-й был самым крупным пехотным батальоном при Ватерлоо, более 1000 человек, и половина из них – ветераны Пиренейской войны. Вскоре он получит шанс прославиться, но сейчас должен был выдержать «наиболее неприятную ситуацию, в какую только можно попасть на солдатской службе». Преподобный Лик продолжал рассказ так:
Мы простояли час внизу, далеко впереди британских позиций, затем солнечные блики приковали мое внимание к нескольким бронзовым пушкам, установленным чуть ниже на французском склоне, – они находились к нам ближе прочих. Я отчетливо видел работу французских артиллеристов, начиная с того, как они вычистили орудие и перезарядили его… Я видел, как оно выстрелило, и поймал взглядом ядро, которое, мне казалось, летело прямо на меня. Я подумал, нужно ли мне двигаться? Нет! И подобрался и остался стоять твердо, со знаменем в правой руке. Я точно не знаю, с какой скоростью летят ядра, но думаю, миновало около двух секунд с момента выстрела до того, как ядро ударило в первую стенку нашего каре. Оно не задело ряд из четверых человек, в котором стоял я, но попало в четырех человек справа. Ядро пустили с некоторым уклоном, и первого человека оно ударило в область колен, а последнему упало под ноги и ранило его сильнее всех. Затем оно подпрыгнуло, пролетело в пяти сантиметрах от знамени и перемахнуло заднюю стенку каре, больше не принеся вреда. Раненых из первой и второй шеренги унесли, похоже, они долго не проживут. Двух других втащили внутрь каре. Солдат из последней шеренги кричал, что ранен, но один из офицеров мягко сказал ему: «Слушай, парень, не шуми!» Солдат тут же собрался с духом и успокоился.
Батальон Лика стоял в каре. Они находились в резерве, но Веллингтон забросил их так далеко на правый фланг, что на них долго не нападали. Некоторые авторы пишут, что после отражения атаки д’Эрлона и затем разгрома британской кавалерии битва «успокоилась», но спокойствие это было относительным. По ушам все еще бил грохот, Угумон объяло пламя и его осадили французы, но армия Наполеона пока что не делала попыток перейти поле. Остатки корпуса д’Эрлона перегруппировались на правом фланге наполеоновских позиций и снова приготовились драться, но маршал Ней, осуществлявший оперативное командование французскими силами, находился на левом фланге, напротив 52-го. Он был верхом, что прибавляло ему роста, да еще на высокой точке французского гребня, поэтому мог в подзорную трубу оглядывать затянутые дымом британские позиции.
