«Угу, седьмую Шостаковича тоже запишешь? Если обойдется без блокады – с этой потерей смиримся!»
«Вот наворочала! В общем ясно: Бессаме, бессаме мучо… – пальцы уже подобрали мотив, – а вот слова, слова… Может, Олег знает, у него вроде жена испаноязычная…»
Олег, жена – тьфу, кончится это когда-нибудь? Кто о чем, а вшивый о бане!
Хи-хи-хи – донеслось из подсознания.
«Дантес лежал среди сугробов… И улыбалась Натали…»
* * *
В Финский залив вошли утром.
«На траверзе – Таллин», – сообщили по громкой трансляции. Еще несколько часов хода, и в свете поднявшегося наконец солнца заблестели золотом купол Исаакия и шпиль Адмиралтейства. Швартовка, спуск трапа, выход на пирс заняли некоторое время. Пограничный контроль, таможенный – на удивление быстро и без вопросов.
«Предупредили», – поняла она, когда увидела «комитет по встрече».
Встречали двое. В штатском. Один повыше, другой… – пошире. Назвали пароль, представились – лейтенант Таковский, лейтенант Сяковский: «Будем сопровождать вас, товарищ, до Москвы».
Когда садились в машину, уже темнело. Васильевский остров, Большой проспект… Мест этих Таня не знала, но догадалась, что едут к мосту. А он оказался совсем темным, и реки не видно – лишь белый лед отсвечивает сквозь мглу, и темная громада Зимнего дворца. А вот Невский проспект узнала. Пошел мелкий снег, заметелило. Заснеженный, темный город. Чужой, незнакомый, производящий тягостное впечатление. Или это настроение у нее такое случилось? Московский вокзал, депутатский зал.
«Особо важная персона», – прокомментировала мысленно Татьяна, но усмешки не вышло.
– Здесь подождем поезда, – сообщил лейтенант, что повыше. Татьяна их фамилии пропустила мимо ушей. «Сергеев, Семенов? Семен Сергеев или Сергей Семенов?»
– Хотите есть? – спросил другой, тот, что пошире. «Михаил?»
– Нет, на корабле успели пообедать, – ответила Татьяна. Вовремя «коллега» посоветовал-напомнил: в городе еда другая будет.
Сели в «Красную стрелу».
«Слава богу, хоть купе, пусть и с мужиками». Ну, у этих «мужиков» работа такая…
Лейтенанты бдели-бдили по очереди. В Твери, которая Калинин, Татьяна проснулась – вышла из купе, и сразу же подхватился и Миша: «курить очень хочу»…
Белая ночь в Петербурге? – Черный день в Ленинграде!
* * *
Москва встретила ярким солнцем и легким морозцем.
«Семьсот километров, а светает на два часа раньше», – подумала Татьяна, выходя на перрон Ленинградского вокзала.
Впрочем, никакой самостоятельности. Их встретили у вагона.
– Машина на стоянке, – сказал встречавший, молоденький паренек в пальто и ушанке, отобрав у лейтенанта второй – Танин – чемодан.
Мотаясь по Европе, Татьяна не испытывала особенного удивления, и «временного» шока у нее не было: заграница, там все другое! А тут вдруг накатило. Площадь трех вокзалов не изменилась, во всяком случае, на быстрый взгляд. А вот «трех зубов» – «Внешэконом» и «Альфа» – банков за Каланчевкой не оказалось, и это было как удар под дых. Не было и сталинской доминанты – гостиницы «Ленинградская». И вообще, как показалось Тане, город стал как-то ниже и больше похож на ее родной приволжский провинциальный городок.
«Извозчики!» – удивленно порадовалась Татьяна, обратив наконец внимание на попутный и встречный «транспорт».
– От Сокольников, до Парка на метро, – непроизвольно напела вслух.
– Давно в Москве не были? – спросил шофер, почувствовав настроение.
– Кхх… кхх… – закашлял лейтенант Миша.
– Молчу, молчу, – замахал руками, бросив «баранку», водитель.
– Рули! – строго сказал Семенов-Сергеев.
В управлении встретил начальник отдела.
– Свободны, – сказал лейтенантам.
– Как добрались? – а это уже Жаннет.
– Спасибо, хорошо, в море, правда, покачало – чуть не умерла, – улыбнулась Татьяна.
– Ну, для умирающей вы неплохо выглядите! – сухо заметил Штейнбрюк
[66]. – Что ж, добро пожаловать домой!
– Спасибо, – разговор ее не «напрягал», Жаннет была рядом и все, что требовалось, подсказывала в режиме реального времени.
– Так, – кивнул Штейнбрюк, одетый по какой-то оказии в форму. – Поживете пока в гостинице при управлении. Пишите отчет, подробный. Про Вальтера уже знаем, но хотелось бы знать подробности вашей встречи. Идите, вас проводят. Жду завтра в двадцать ноль-ноль.
– Слушаюсь! – Татьяна от такого тона аж вытянулась и готова была «щелкнуть каблуками», но каблучками, что на ней, не щелкнешь, да и не умеет она эдак-то.
Ее проводили – «отконвоировали?» – в гостиницу. Не гостиница, разумеется, – одно название – скорее общага. Маленькая комнатка с зарешеченным окном, спартанская обстановка. Вешалка-стойка у двери. Две кровати с металлическими набалдашниками в виде шаров, две тумбочки. Квадратный стол у окна, два стула при нем, а на нем пустой граненый графин, стакан, числом один, стопка линованной бумаги, перо и чернильница-непроливайка. Шкаф. Дверь в туалетную комнату, умывальник.
«Оооо! Хол – Гор. Похоже, номер „люкс“! Даже теплая вода есть, и на том спасибо!»
Сопровождающий сухо проинформировал:
– Обед и ужин вам принесут из столовой. Если что-то понадобится, сообщите дежурному сержанту на входе.
«Вот так, примерно… – мысленно сыронизировала Татьяна. – Внутренняя… гостиница?»
* * *
Крутится пластинка. Шипит. «Танго… в Париже танго…» И комната вращается вокруг нее, а патефон испорчен, испорчен… тянет мелодию, растягивает слова… Тааанннгооо… Долго, медленно, искаженным, размазанным во времени и пространстве собственным ее голосом, превращающимся в низкий, чужой… Мужской? Мужской, разумеется, капитан Паша – мужчина. Мужчина?
«Ах да. Мужчина… ведь мы о НЕМ!»
– Где это произошло? – приходит вопрос из темноты слева, но отвечать надо куда-то вправо, потому что комната…
– Что именно? – «Ох… Это ее голос? Господи, прости! Да разве же у нее такой противный писклявый голосок?»
– Вы сказали, к вам подошел мужчина…
«Свет в глаза, – слепит, – кто это спрашивает? – Знакомый…»
– А! Да, да. Мужчина.
«ОН, – даже в подсознании безымянный ОН. – ОН. ОН. ОН…»
«Мне страшно, – это Жаннет. – УЙДИ!!!»
– Не знаю. На улице.
