Лето 2017 года, г. Москва
В допросной пахло табачным дымом и цветущей липой, которая росла за забором следственного изолятора, затесавшись между тополями. Казалось, духоту можно потрогать, а если подкинуть в воздух шариковую ручку, она повиснет в пространстве, в плотности, порожденной не только смесью запахов, но и рутинным допросом.
Пчелы, ошалевшие от изобилия пыльцы, то и дело залетали через приоткрытую фрамугу, и следователь ФСБ Миронов ожесточенно дубасил кожаной папкой по очередной полосатой любительнице сладкого.
«Он мог бы не усердствовать, — скептически подумал Ермилов. — От его манеры ведения допроса пчелы и так передохнут, совершат харакири с помощью собственного жала».
Полковник Олег Константинович Ермилов расположился около двери на черном офисном стуле, закинув ногу на ногу и откровенно скучая. Стул был жесткий, допрос заунывный, и, кстати, уже не первый допрос, на котором он присутствовал. Напротив Миронова, ссутулившись, сидел экстрадированный из Германии игиловец — Рашид Евкоев.
— Ни в какие тренировочные лагеря «Исламского государства» я не ездил и не воевал против правительственных войск Асада… — твердил он, набычившись.
Его лицо с выступающим подбородком и выпуклым лбом выглядело неприступным и тупым, хотя, как знал Олег, Евкоев имел высшее образование.
Под потолком жужжала очередная пчела, вызывая чувство невнятной тревоги. В такую погоду хотелось ехать в тесной от продуктов и вещей машине на дачу, испытывая удовлетворение, что наконец все загрузили, впихнули, осталось только доехать, разгрузить, поесть… Ермилов усмехнулся и мысленно добавил к своим мечтам: «И ехать обратно, потому что выходные закончились».
Ермилова не уполномочили допрашивать Рашида. Он присутствовал на допросах Евкоева, чтобы пока только присмотреться и послушать, как Рашид ото всего отпирается. Это занятие не приближало Олега к решению поставленной перед ним задачи.
В голове всплыла аналогия из истории Руси о стоянии на реке Угре. Тут, правда, происходило «сидение в Лефортово», но суть почти та же. В 1480 году надо было «стоять крепко за православное христьяньство противу безсерменству», а в данном случае — против терроризма, прикрывающегося фальшивыми благими идеями морального общества и псевдорелигиозностью.
У Ермилова последнее время к месту и не к месту во время работы возникали ассоциации со школьным курсом за пятый класс. «Вот что значит на старости лет обзавестись ребенком, — сочувствовал Олег сам себе, с облегчением думая, что одиннадцатилетняя Наташка хоть и со скрипом, но все-таки перешла в шестой класс, задействовав гуманитарные знания матери, опыт одного из старших братьев в естественных науках и аналитические способности отца-контрразведчика. — Знали бы учителя, кто писал этой свиристелке домашнюю работу и решал за нее задачи! Два кандидата наук, юридических и медицинских, и один засыпавший над тетрадками и учебниками полковник».
Миронов успешно справился с очередной пчелой, изучавшей клавиатуру компьютера, при этом едва не размозжив, правда, уже не слишком новую оргтехнику.
На самом деле Миронов был не так уж плох как следователь. Ермилов придирался по старой памяти. В свою бытность старшим следователем по особо важным делам в Генпрокуратуре Олег лихо и весьма результативно проводил допросы.
В 2000 году Ермилов загорелся идеей перейти работать в ФСБ. За 90-е годы бег с препятствиями в виде вала преступлений и махровой, воинственной коррупции совершенно вымотал его морально, да и финансово — зарплату все время задерживали. Он искал способ, как остаться следователем, поборником закона, но в то же время не маневрировать и не хитрить, добиваясь результатов и обвинительного приговора для высокопоставленных и богатых преступников.
И ему удалось. Упрямство Олега стало притчей во языцех среди его однокашников по юридическому институту еще в студенческие времена. Этот тихоня Ермилов со светло-серыми глазами, высоким лбом и ямочкой на щеке всегда добивался своего, несмотря на то, что выглядел как увалень-медведь. Он и жениться умудрился на самой бойкой и симпатичной девушке курса Люське Коротковой. (Хотя адвокатесса Короткова считала, что это только ее заслуга.)
После института он много лет прослужил в Генпрокуратуре, пока не перевелся в ФСБ. Но там Олег на следственную работу не попал, как планировал. Сперва оказался в английском отделе, а затем его перевели в ДВКР — Департамент военной контрразведки, где он и служил уже пятнадцать лет, а последние два года был начальником отдела.
Посмотрев на часы, Олег Константинович переглянулся с Мироновым. Ермилов так и не услышал на протяжении допроса, длившегося уже почти час, то, ради чего приехал в «Лефортово». Как Миронов ни подводил Евкоева к нужной теме, игиловец настойчиво продолжал гнуть свою линию, игнорируя намеки.
И дело-то было пустячным — пара вопросов, и разбежались бы с миром, если бы Евкоев не пошел в глухой отказ. Дескать, за границу он выезжал вовсе не в Сирию, а в Турцию. Жаждал изучать Коран, но в школу хафизов, где учат Коран наизусть, его не приняли. Тогда он решил не терять времени и начал штудировать турецкий язык в «Баб-и Алем»
[1] в Стамбуле. Там же ему помогли устроиться на работу грузчиком в магазине. В этом и состояло его алиби — предоставленные справки от «Баб-и Алем» и от фирмы, где он якобы трудился в поте лица, а этот трудовой пот, как следовало из его показаний, сушило ветерком с Босфора, а не горячими ветрами из пустыни где-нибудь в окрестностях Эр-Ракки или Кафр-Хамры…
Неделю назад Ермилова вызвал руководитель Департамента Петр Анатольевич Плотников и передал ему справку — выжимку из рапорта оперативника Управления по борьбе с терроризмом. На половине странички незнакомый Олегу сотрудник туманно изложил сведения, полученные, вероятно, от их информатора.
По этой справке, естественно, нельзя было вычислить, «откуда дровишки». Вообще мало что удалось из нее понять. Зато от справки отчетливо сквозило проблемами, которые Олег Константинович заполучил вместе с поручением от генерала — разобраться в кратчайшие сроки и доложить.
Плотников терпеливо ждал, пока Олег ознакомится со справкой. Поглядывал поверх узких очков, съехавших на нос, будто взглядом поторапливал.
Петр Анатольевич не изменился за годы, которые Ермилов его знал. Все такие же пронзительные глаза, излучающие одновременно скепсис и иронию, седоватая шевелюра, прореженная на лбу временем и активной мыслительной деятельностью. На новой должности Плотников стал разве что чуть суше и серьезнее. И в отличие от его прежнего кабинета, заваленного кипами газет и книг, теперь на его письменном столе и в кабинете царил образцовый порядок. Справа от его руки на столешнице лежала пара отточенных карандашей, и, когда бы Олег ни заходил к начальству, карандаши располагались строго параллельно, сантиметрах в четырех друг от друга. То ли шеф ими вовсе не пользовался, то ли от большой нервной нагрузки то и дело подправлял их, чтобы не отвлекали своим несоответствием порядку.
