— Я всегда отличалась повышенной воинственностью, — отшутилась Олеся. — Выходит, я удачно попала именно на этот борт. — Она отряхнула ладони от крошек, хотя это выглядело так, словно она их потерла от предвкушения. — Где вы — там мне перепадает эксклюзивный материалец. Не так ли?
— Не так ли! — передразнил Ермилов, нахмурясь и жалея, что вообще подошел. Надо было поднять воротник, надвинуть на глаза кепку и постараться оставаться инкогнито. Теперь эта журналистская короста не отцепится. Будет весь перелет вымазживать этот самый эксклюзив.
— Я из-за вас теперь могу поехать за границу только в Сирию, — заметила она с легкой угрозой в голосе. — Где гарантия, что после тех моих материалов мне не подсунут что-нибудь на таможне и их спецслужбы не начнут допрашивать меня в застенках?
— Вы преувеличиваете, — промямлил Ермилов.
— Тогда, может, мне стоит после командировки в Сирию прошвырнуться в Лондон? Проверить, преувеличиваю или нет?
— Лучше не стоит, — слишком поспешно посоветовал Ермилов и увидел скептическую улыбочку.
Тут и Горюнов подошел. «А познакомь с девушкой, а мы с прессой тоже дружить хотим…» — и все в таком же духе.
Ермилова мгновенно оттерли на задний план, и его фигура уныло возвышалась на фоне большого, в пол, окна, за которым слепяще-белый снег и взлетное поле.
«Этот чертов нелегал включил свое профессиональное обаяние», — пыхтел в стороне Ермилов, испытывая укол ревности. Его «окормленная» пресса млела от шуток смуглого красавчика и хихикала, пытаясь, однако, между делом выведать, кто такой этот Петр, не пожелавший назвать даже свое отчество.
Олеся понимала, что он работает вместе с Ермиловым, но ее интересовали должность, звание, чтобы использовать его положение и знания для своих будущих материалов. Ее черные глазки блестели, крашеные светлые волосы распушились, топорщились из-под нелепой панамы.
Олег сменил гнев на милость и развеселился, смекнув, что Меркулову на мякине, слепленной из природного шарма и остроумия, не проведешь. Она сама такого горбатого слепит, что не заметишь, как вытянет все тайны, в том числе и гостайны, не дай бог.
Через несколько минут непонятных окружающим словесных пируэтов между этими двумя они с некоторым разочарованием отошли друг от друга. Горюнов убежал на улицу покурить, а Меркулова достала из рюкзака очередной бутерброд. Ермилов вышел вслед за Петром.
— Что, облом? — сдерживая улыбку, поинтересовался Олег. — С ней надо держать ухо востро. Я уж ее лет пятнадцать знаю. Да ведь ты женат. Не думал, что ты ходок.
— А тебе и не надо думать по этому поводу, — огрызнулся Горюнов. — Она замужем?
Олег покраснел, думая, как лучше ответить. Он знал, что Меркулова одинока. Периодически следил за ее судьбой, так, из досужего любопытства. Но говорить об этом Горюнову надо ли? Ермилов только пожал плечами.
Через полчаса прошли таможенный и пограничный контроль. Горюнов снова вез с собой ТТ иракского производства и сдал оружие перед полетом.
На Ил-76МД летели больше шести часов, избегая воздушных пространств, где не стоило показываться.
Всунувшись между бортами и коробами с грузом, принайтованным сетью к крюкам и кольцам в полу воздушного судна, со своими чемоданами и сумками, они расселись кое-как вдоль бортов — кто уложил ноги на свою сумку, кто задрал их прямо на груз, всунув в петли сетки, — устраивались как могли.
Меркулова, благо дама миниатюрная, сидела между двумя журналистами, с которыми она ехала. Один — пожилой оператор, седой, пухлощекий, с мешками под глазами, одетый в жилет с набитыми всякой всячиной карманами, топорщащийся на плотном животике. Второй — жилистый, тощий, он тащил на себе всю аппаратуру, и вид у него был решительный. Ермилов подумал, что этот обязательно влезет туда, куда нельзя, и дурынду Меркулову потащит.
Она то и дело переглядывалась с Горюновым, и они перемигивались, улыбались, и Ермилов разочарованно решил, что, несмотря на профессиональные разногласия, эта парочка все же спелась.
Многие из Департамента военной контрразведки уже не единожды побывали в Сирии. База в Хмеймиме — один из объектов, который они курировали. Однако Ермилову еще не доводилось туда летать.
…Синие и белые контейнеры-модули для личного состава, столовая в огромной белой палатке, из которой разносился запах гречки и сосисок по взлетному полю. Все это под ярким голубым небом, в которое взлетали «сушки» и вертолеты.
Ермилова встретил знакомый подполковник из Департамента, который здесь находился в длительной командировке. Он не знал о цели прилета Олега Константиновича, с подозрением покосился на Горюнова, представившись ему:
— Сливенко Сергей.
— Петр, очень приятно, — коротко ответил Горюнов, перекинув сумку на другое плечо и протянув руку. Он явно не собирался никого посвящать в свои дела.
Сливенко проводил их в один из контейнеров с двумя двухъярусными койками и металлическими запирающимися шкафчиками. Олег невольно вспомнил собровские кубрики в Подмосковье на базе отряда. Казарма, одним словом. Очень похоже, только там койки обычные и на некоторых лежат фото погибших — там уже никто не спит.
А Горюнову обстановка напомнила лагерь РПК в горах Кандиль в Северном Ираке, где он несколько лет назад был с еще живой Зарифой, чей браслет таскал в кармане.
— Олег Константиныч, — Сливенко придержал Ермилова за руку у входа, — вам сейчас принесут оружие и камуфляж, бронежилеты и каски. Просили из Москвы вас этим обеспечить и вообще по мере сил способствовать. Какие планы? Чем могу помочь?
Ермилов поглядел в спину Горюнова. Тот, словно почувствовав взгляд или скорее услышав вопрос, обернулся и сообщил:
— У нас своя программа. Произвольная. Мне нужна только местная тачка с какими-нибудь надежными номерами и что-то в кузов машинки посущественнее «калашей». Плюс гранаты и БК.
— Вы поедете штурмовать Эр-Ракку малыми силами? — пошутил Сливенко, не восприняв всерьез эту просьбу.
— Только захватим Абу-Бакра аль-Багдади, во имя Аллаха милостивого и справедливого, — отшутился Петр. — А без шуток если, то завтра к утру, часам к пяти, чтобы все это у нас было. И никаб для девушки.
Сливенко скривился, но противоречить ему не стал. Лишь кивнул и, не прощаясь, вышел.
— Хамоватый ты, Петр, — с укором взглянул на него Ермилов. — И куда ты собрался с утра пораньше? Да еще и с девушкой. — Он бросил сумку на правую нижнюю койку под кондиционером и вдруг испуганно поглядел на Петра: — Уж не Меркулова ли эта девушка?
— Мы тебя в никаб оденем, — Горюнов улегся на левую нижнюю койку и уснул сразу же.
Он спал часа четыре. Ермилов успел сходить поужинать, погулять по территории, по-военному прибранной, засаженной цветами и пальмами, с гравиевой отсыпкой вокруг клумб, с лавочками в тени и оборудованными курилками.
