Наклонился, поднял. Mauser 98k, новый, куда получше того, что был у него под Амьеном. Оружие есть, трупа нет, значит, бросили. Раззявы!
— Спасайте рейхсфюрера! Спасайте рейхсфюрера!..
* * *
Возле клети остались семеро. Самой клети нет, ушла наверх. Доктор Фест вспомнил, что она вмещает пятерых. Значит, еще пара рейсов. Успеют?
Отступал он не слишком быстро, практически последним. Куда спешить, если в карабине полная обойма? За ними не бежали, «личный состав» двигался медленно, словно подступающая из самых глубин вода. Может, они вовсе не спятили, просто решили избавиться от обнаглевщих соседей? Почему бы и нет? Вода и припасы в наличии, шнапс тоже есть…
— Бросьте оружие, Фест!
Холодный ствол у виска. Олендорф!
Карабин с громким стуком упал на каменный пол. И почти сразу же послышался крик:
— Здесь! Они здесь, стреляйте!..
Из-за угла грузно выступил первый в расстегнутой полицейский шинели. Пустой взгляд, неверная походка. За ним второй, в штатском с пятнами крови на лице. Третий…
Громкий, полный отчаяния вой.
— Всем приготовиться! — рявкнул Олендорф. — Огонь! Огонь! Огонь!..
7
Дуодецим, отпив глоток, поставил невесомую чашечку на блюдце.
— Неужели на Земле все пьют кофе? Просто заказывают и пьют? Когда мы здесь на станции оборудовали наш закуток, кто-то назвал это кофейной революцией. На Клеменции не все сеньоры могут столько заплатить.
— Заказывают и пьют, — подтвердила Соль, свою чашку только что допившая. — Или сами варят. Не все, конечно, кофе на юге растет, его еще привезти надо. Дороговато выходит. Но это в Европе, а в Москве на улице Горького я ни одного кафе не заметила. Говорят, товарищ Сталин приказал вырастить советский кофе, самый кофейный кофе в мире, где-то на Кавказе. Пока только прорастает, вероятно.
Дуодецим улыбнулся, и дева Соланж в который раз с трудом сдержала вздох. Красив, красив! Обидно, что ее саму он всерьез не воспринимает. Не ради же разговора о кофе пригласил.
Или напротив, принимает очень всерьез, потому и слова ищет?
— Вам говорили, Соланж, что вы представляете опасность для наших планов возвращения на Землю?
Она совсем не удивилась.
— По-моему, да. А еще, что я плохая патриотка, не целую руку у епископов и не понимаю, зачем захватывать Монсегюр, если можно попасть туда без всякой войны.
Внимательный и очень цепкий взгляд выдержала, не моргнув. Не прост, очень непрост рабочий-ремонтник Двенадцатый.
— Интересно выходит, Соланж. На Клеменции два полюса: сеньоры, сцепившиеся между собой, словно ядовитые пауки, и вилланы, которые только ищут свою дорогу. Но оказывается, полюса три, третий — это вы.
Заметив ее растерянность, вновь улыбнулся.
— Вы, клементийка, выросшая на Земле. Вам не нужно ничего завоевывать, вы и так дома. Теперь понимаете, почему мешаете остальным? Не нужно высаживать десанты, и воевать не нужно. Надо просто отпустить на Землю тех, кто хочет. Не нужно думать, что их так уж много. Скажу по секрету, набор во вторую земную миссию шел со скрипом. Многие земляне хотят переселиться, допустим, на Марс?
— Воевать не нужно, — повторила она. — Как просто звучит! Просто объявить всему миру, что кроме стран, нарисованных на глобусе, есть еще одна, тоже на глобусе, только на другом. Рейх и Франция заключили договор о ненападении и держатся как-то. Чем мы хуже? Люди, не ракоскорпионы!
Дуодецим покачал головой.
— Даже не знаю, что посоветовать, Соланж. Молчать вы не станете, лгать тоже. У нас не судят детей, но необходимость порой сильнее закона. Могу лишь предупредить…
Оглянувшись по сторонам, наклонился, взглянул в глаза.
— Предательство страшнее всего. К вам, Соланж, приставили человека, которого на Клеменции считают провокатором. Случилась год назад одна неприятная история, в документах ее именуют инцидентом 7-12. Наши обходят стороной, но вы-то не знаете…
Помолчав, еле заметно шевельнул губами.
— Ликтор Камий Ортана.
Хотела крикнуть, возразить запротестовать. Не смогла, боль помешала.
* * *
— Подтверждаете ли вы, демуазель де Керси, что принц Умберто от имени своего августейшего отца и всего Савойского дома гарантировал беспрепятственное возвращение в СССР по первому вашему требованию?
Соль едва не вскочила.
— Ничего подобного! Принц Умберто гарантировал мою безопасность. Только какая это безопасность, если прямо возле дворца меня чуть не убили? Меня чуть, а Дарью Евгеньевну и господина Потемкина наповал!
Вопрос за вопросом, уже третий час подряд. И все трудные, порой даже подлые.
— Однако в документе о вашей, демуазель де Керси, экстрадиции, сказано именно так, причем сделано это по настоянию советской стороны…
Рядом, локоть к локтю, ликтор Камий Ортана, но сегодня Соль ничего не чувствовала, разве что легкий холодок. Камея сидела строгая, неприступная, словно Фемида без повязки.
— Следующий вопрос. Судя по оставленным вами собственноручным документам, вы изъяли со склада на объекте «Фокус» летательный аппарат, именуемый в документах Прибор № 5, модернизированный. Напоминаю, что все подобные устройства находятся на особом хранении. Где прибор сейчас?
Труднее всего не лгать. Можно и не лгать, просто кое о чем промолчать. Ей следовало добраться в зону расположения Красной армии, что и сделала. Сняла ранец с плеч, положила на землю… И все. Кнопка самоуничтожения? Нет, не помнит, было не до того.
Нельзя! Пусть она уже не рыцарственная дама, пусть сломана золотая шпора. Нет! Бажюль, хоть он и жабы противнее, и есть Клеменция, ее Родина!
— Справедлива ли полученная нами информация, что вы, демуазель де Керси, прошли посвящение и стали рыцарственной дамой коммунистического Ордена Красного Знамени? Можете ли описать обряд вступления равно как повторить клятвы, вами данные?
Сил уже не осталось, и Соланж закрыла лицо ладонями, отгораживаясь от страшного мира. Господи, помилуй Свою недостойную рабу!
— Какое именно задание вы получили от советской разведки перед тем, как были направлены в Италию? Можете ли сообщить известные вам явки, пароли, а также имена агентов советской разведки?
* * *
— Пойдем ко мне! — сказала Камея, и она пошла, ни о чем не думая, просто не желая оставаться одной. Прав ли Дуодецим, или его самого обманули, какая теперь разница? Отказаться, вернуться в маленькую каюту, так похожую на склеп, слушать чужие голоса на незнакомых волнах… Нет, не сейчас, потом, потом!
Она лишь один раз вскрикнула, когда Камея, потушив свет, слишком сильно рванула застежку ее комбинезона. Потом закусила губу, заставляя себя молчать. Все это продолжалось невыносимо долго, и Соль с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать.
