Шляпа сдвинута на затылок, расстегнуто пальто. На носу тяжелые роговые очки с обычными стеклами, купленные в лавке театрального реквизита. О том, зачем приехал, старался не думать, успокаивая себя тем, что если подойдут и достанут ножи, он просто отпугнет злодеев. Вытащит пистолет, прицелится, а потом отправится дальше.
Леконт прошел две улицы, когда к нему из темной подворотни шагнули сразу трое.
2
Мальчик Нильс смотрел в низкое, затянутое тучами небо, тщетно ожидая, что в просветах мелькнут знакомые серые крылья. Гусей нет, друзья в счастливой Лапландии, где не нужно бояться, где не арестовывают ночами, не бросают в кацеты, не запрещают книги и фильмы. Улетели, оставив его здесь. Сам виноват, вернулся туда, где друзей подают на обеденный стол с капустой и яблоками. Но ему надоело прятаться.
— Внимание! Ста-а-ановись!..
Вечер близко, дождь перестал, возле шахты они уже больше двух часов. Вначале ждали, что кто-нибудь еще выберется, держа оружие наготове. Вырвались двое, рассказав, что остальные либо мертвы, либо бессмысленно бродят по пустым коридорам.
Тогда, возле клети, нападавших просто отпугнули, от волнения никто не попал цель с десятка шагов. А потом Олендорф лично отобрал у него карабин и подтолкнул к спустившейся клети.
— Становись! Становись!..
Строились без малейшей охоты. Надоело пуще смерти, и народу осталось кроха. Шестеро в строю, Олендорф перед строем.
— Р-равняйсь! Смир-рно!..
Толстяка-штандартенфюрера нет, и Брандта нет. Зато Гиммлер в наличии, только без очков и в полицейской форме с чужого плеча. Доктор Фест его сразу и не узнал. Бывший рейхсфюрер и раньше без пышной свиты смотрелся серой тенью, теперь же, на себя не похожий, казался каким-то бесформенным пятном.
— Камрады! Осталось немного, совсем немного…
Олендорф закашлялся, промокнул губы платком.
— Помощь близка, надо пройти всего несколько километров. Нас ждут друзья и безопасное убежище. Главное, не терять духа, не поддаваться панике…
Слова падали пустыми бесполезными гильзами. Никто уже ничему не верил. Бригадефюрер и сам это знал, но отступать не собирался.
— Идем колонной по двое, рейхсфюрер впереди, штурмбанфюрер Клинкер — замыкающий. Штурмбанфюрер, шаг вперед!..
— Я!
Из строя выступил правофланговый, высокий детина в серой полевой шинели.
— Приказываю! Беглецов убивать на месте, безжалостно и без предупреждения. Все слышали? Все?
Бывший унтер-офицер покосился на Гиммлера. Тот зевал, глядя куда-то в пространство.
— Нале-е-е-во! В колонну по двое разобраться. Быстро, быстро, быстро!..
Разбирались долго и без малейшей охоты. Доктор Фест прикинул, как они смотрятся со стороны. Почти всем под сорок, в армии мало кто служил, спортом занимались разве что по воскресеньям. Истинные арийцы, бывшие в употреблении.
— Шаго-о-ом марш!
Не в ногу, но все-таки двинулись. Гиммлер зашагал первым, не оглядываясь, быстро, остальные потянулись следом. Олендорф поспешил в строй. Пропустив мимо себя первых, занял место рядом с Фестом, отодвинув соседа.
— Не возражаете?
Бывший унтер-офицер, не сдержавшись, хмыкнул:
— Гориллы закончились? Сами решили за мной присмотреть?
Тот невозмутимо кивнул.
— Именно. Обещание в силе, доктор.
И как бы случайно прикоснулся к поясной кобуре.
* * *
Если солдаты
По городу шагают
Девушки окна
И двери открывают.
Когда поешь, меньше думаешь, даже если не вслух, просто губами шевелишь. Для того строевая песня и нужна, бодрость поддерживать. Когда после сентябрьских боев 1918-го все стало ясно, и фронт покатился на восток, орали особенно громко.
Эй, почему? Да потому!
Эй, почему? Да потому!
Тогда, в 1918-м, они отступали по пустошам и осенним полям, теперь же вокруг редкий сосновый лес. Земля влажная, но идти все-таки можно, хотя ботинки скоро придется выбрасывать. И без того не новые.
Звёзды в кокардах,
Лица бородаты.
В танце целуют
Девушек солдаты.
Возвращаться на поляну, где оставили транспорт, не стали, обошли стороной. Двигались по узкой просеке куда-то на юг, и бывший унтер-офицер начал вспоминать далеко ли до ближайшей границы. Интересно, какая страна согласится впустить к себе бывшего рейхсфюрера СС?
— Не хотите возглавить Аненербе? — негромко прозвучало слева.
Доктор Иоганн Фест покосился на соседа.
— Я похож на клоуна, бригадефюрер?
Олендорф резко махнул рукой.
— Прекратите! Вы очень похожи на врага Рейха, и это заметил не один я. Но шанс есть. Каким будет Аненербе, зависит только от вас. Брандт очень старался, однако, он не историк…
Старался… Время прошедшее. Значит, больше не будет. Феста же больше интересовало время будущее, причем ближайшее.
— Куда мы спешим, бригадефюрер? Без воды, без еды. Компаса и карты, у нас, по-моему, тоже нет.
Олендорф внезапно рассмеялся.
— Прямиком к Святому Граалю и копью Судьбы. Генрих — большой мечтатель. Был…
Доктор Фест даже не сразу сообразил, кто здесь Генрих и почему был.
— Даже так… А зачем было Сатану вызывать?
Снова смех.
— Чем бы дитя не тешилось! Напоследок. Вы что, доктор, в сказки верите? Нас кто-то неплохо разыграл, а между тем, фюрер ненавидит сатанистов. Два и два сложить можете?
Отвечать он не стал ввиду полной ясности. Интересно, что пообещали Отто Олендорфу?
Проселок резко свернул вправо. Строй замешкался, Гиммлер резко остановился…
— А-а-а-а-а!..
Резкий крик ударил в уши. Кто-то выбежал из-за ближайших деревьев, даже не выбежал, выпрыгнул. Лицо в крови, руки раскинуты. Покрутив головой, шагнул к ближайшему в строю. Тот не успел ничего сделать, и пальцы сомкнулись на горле.
— Стреляйте! Стреляйте! — отчаянно крикнул Олендорф.
Кто-то сорвал карабин с плеча, кто-то лихорадочно расстегивал кобуру.
— А-а-а-а!..
Двое лежали на сырой земле, нижний хрипел, сучил ногами, верхний, продолжая кричать, сжимал пальцы все сильнее…
Дах! Дах! Д-дах!..
Олендорф опустил пистолет. И только когда оба тела замерли, доктор Фест узнал безумца. Доктор Рудольф Брандт. Прошедшее время.
