Он тоже узнал, замер на месте, но потом бросился вперед. Встретились ровно на полпути, она протянула руку и еле смогла выговорить сквозь слезы.
— Здравствуйте, рыцарь Александр!
— Здравствуйте, маленькая летающая рыцарственная дама!
Рукопожатие было крепким, мужским, а ей хотелось кинуться парню на шею, расплакаться по-настоящему, все рассказать, пожаловаться, попросить помощи. Нельзя! Дева Соланж смахнула слезы с лица.
— Не обращайте внимания, рыцарь. Это всего лишь дождь.
— Да, — кивнул он, — Всего лишь дождь.
5
Не стоило заводиться, но, прав Аристотель, истина дороже. Особенно истина историческая.
— Что же вы написали, коллега? Жак Фурнье, епископ города Памье, десятками сжигал катаров! Правда?
Доктор Иоганн Фест и доктор Отто Ган раньше встречались, но исключительно вприглядку, на двух или трех конференциях. Общаться же не доводилось, что странно и весьма, не так уж много в Германии специалистов по европейскому средневековью. И возрастом близки, если и старше бывший унтер-офицер, то лет на пять, не больше.
— Сжигал, — согласился Отто Ган. — Лависс и Рамбо об этом упоминают.
Доктор Фест едва не схватился за голову.
— Лависс и Рамбо? Это же популярное издание! Жак Фурнье, будущий папа Бенедикт XII, за время своего епископства сжег одного еретика, причем не катара, а иудея. Это никак не делает его гуманистом, но зачем ему лишние грехи? Сейчас один молодой парень, Эммануэль Ладюри, работает с его архивом, уже три статьи напечатал.
Отто Ган в ответ лишь жалобно моргнул. Бывший унтер-офицер чуть было не добавил, что путать науку и политику грех, но вовремя прикусил язык. Сам-то он чем занимается? Доктор Ган состоял в СС, но два года назад добровольно покинул «черных», причем с немалым скандалом, оставшись без работы. К тому же именно он ответил на телефонный звонок.
Но вначале позвонили в дверь. Утром, выпив кофе, Иоганн Фест уже собрался ехать в Бранденбургский музей, решив позавтракать по дороге, но не пришлось. Когда он открыл дверь, на порог шагнула очень решительная девочка… Или девушка? Если и так, очень и очень юная.
— Добрый день! Вы доктор Иоганн Фест? Вам просили напомнить о… О Глиммингенском замке.
Заминку он мысленно отметил, решив, что название и в самом деле непростое. Ответил же совершенно правильно:
— Лучше, конечно, купить кота.
Очень юная девушка, облегченно вздохнула.
— Ага! Сейчас я назову номер телефона, не записывайте и позвоните как можно скорее.
Об экстренной связи они договорились с Мельником еще в Норвегии — на самый, самый крайний случай. Тогда же и пароль придумали. «Когда одна палочка и девять дырочек истребят целое войско…»
После того, как он дважды повторил нужные цифры, гостья с немалым достоинством удалилась, на прощание поинтересовавшись, из какой сказки этот таинственный замок. Доктор Фест не стал говорить, что замок самый настоящий, именуется Глиммингехус и находится в шведской провинции Сконе, лишь посоветовал прочитал книгу Сельмы Легерлёф. Все-таки классика.
Позвонил из телефона-автомата на соседней улице. Потом, взяв такси, поехал по указанному адресу — и с изумлением узнал коллегу.
* * *
— Господин Фест! В следующем издании книги все исправлю и перед читателями повинюсь, а сейчас… Вы уже поняли, кое-что случилось и к сожалению, плохое, очень. Начальник штаба Германского сопротивления Харальд Пейпер, он же, Мельник, убит. Буквально за день до смерти, он объяснил мне, как связаться с Нильсом.
— Мельник, Мельник… У меня было очень плохое предчувствие доктор. Как хотелось бы ошибиться! Но что же теперь?
— Товарищ Вальтер Эйгер назначил нового начальника штаба.
— Могу узнать кто он?
— Можете, доктор Фест. Это вы.
* * *
Мальчишка глядел настороженно, словно боясь, что его обманут.
— Скажите, доктор Фест, вы любите джаз?
Ранний вечер, обычный берлинский двор, только что зажглись фонари. Что ответить? Конечно же, правду.
— Нравится, но не всякий.
Мальчишка нахмурился.
— А какой?
— Американский, честно говоря, мне не очень, слишком он… Громкий, что ли? Шведский нравится. Когда я в Стокгольме жил, бывал на концертах. Есть там двое пареньков — Свен Домнер и Ларс Гуллин, совсем молодые, а играют, как боги. Особенно Гуллин, у него саксофон, я тебе скажу!
Юный любитель джаза взглянул с немалым уважением.
— Разбираетесь!
И, понизив голос:
— А фильмы Фрица Ланга вам нравятся? Я «М» в Голландии смотрел, когда мы с отцом туда ездили.
— Эрих! Опять ты о своем?
Габи не вышла — выбежала из подъезда, быстрая и легкая, как балтийский ветер. Словно и не было этих лет.
— Почему о своем? — очень удивился мальчишка по имени Эрих, — Доктор Фест, кажется, меня понимает.
И посмотрел прямо в глаза.
— Маме кто-то сказал, что вас арестовали, и она очень расстроилась. А потом обрадовалась, узнав, что вы на свободе. И я очень рад, доктор Фест.
Махнул рукой в вязаной варежке и пропал в сумраке.
— Он не просил помочь ему эмигрировать? — Габи тяжело вздохнула. — Он может! В Гютлерюгенд вступать отказался, у него свой союз — свингъюгенд, все деньги на пластинки тратит. Если бы не отец, давно бы из школы выгнали, но семьи морских офицеров пока трогать опасаются. А ведь Эриху только-только двенадцать исполнилось. Боюсь подумать, что будет через год.
— Зачем бояться? — удивился доктор Фест. — Он у тебя молодец.
Габи взяла его под руку, и они не спеша направились к арке, за которой шумела улица.
* * *
— Прошлый раз не хотела говорить, но ты уже понял, Иоганн: нас с Клаусом связывает только сын. У мужа другая семья, дочке уже три года, но разводиться пока не желает. Такое во флоте не приветствуются, а ему самое время получать фрегаттен-капитана. Эрих, конечно, все понимает… Это я пожаловалась, но больше не буду, честное слово. Если начну, дай мне в лоб. А ты, Иоганн, все так же рискуешь. Знаешь, я догадываюсь, что вернулся в Рейх вовсе не из-за меня, но все равно очень рада!
Они шли по залитой электрическим светом улице, вокруг шумел Берлин, прекрасный в любое время суток, но доктору Иоганну Фесту внезапно почудилось, что где-то совсем рядом, за ближайшим углом, тротуар станет белым песком, в уши ударит плеск Балтийского моря, и он увидит незакатное солнце Луизенлунда.
Чародейство бессильно. Надо просто захотеть и вернуться.
