Выступил и даже продемонстрировал заметно оживившимся коллегам некоторые реальные особенности обряда эвокации, о которых не прочитаешь даже в «Молоте ведьм». Ничего трудного, мел в аудитории имелся, а вместо свечей использовались кнопки.
Парень из Аненербе смотрел во все глаза и старательно записывал, не пропуская ни единого слова. На этом все и кончилось, то есть, это доктор Фест решил, что кончилось. Инцидент же с Брандтом отнес за счет вожжи, попавшей тому под арийский хвост. Но…
«Давай сюда весь свой сатанизм, как, значит, дьявола призывать и жертвы ему, поганцу, приносить».
Выходит, это им и вправду нужно?
* * *
Глаза закрыты, он слышал лишь гудение мотора. Так было легче и сберегало силы. Доктор Иоганн Фест понимал, что ничего еще не кончено, через час, минуту — или прямо сейчас взвизгнут тормоза, и его вновь выведут на середину вспаханного поля.
Тут комиссар поспешил сюда.
Он резиновой дубинкой расшиб
Горластому типу затылок. И тип
Болтливый язык прикусил навсегда.
А комиссар прорычал по привычке:
Теперь-то в роще не пикнут птички…
А ночь все не уходила, Смерть неслышно дышала в затылок…
…Р-р-рдаум!
И неведомо откуда подступало странное, необъяснимое спокойствие. Так вполне можно жить — со Смертью за спиной. Даже курить не хочется, тело легкое, почти невесомое, вот-вот взлетит вместе с черной гестаповской машиной. И когда тормоза наконец-то подали голос, он ощутил лишь легкое любопытство. Что там дальше? Открыл глаза…
…И невольно вздрогнул, увидев прямо за лобовым стеклом недвижный каменный лик. Каска, шинель, худое, неестественно вытянутое тело, руки, сжимающие карабин. Мертвый солдат в белом электрическом огне. Слева еще один, едва различимый в полумраке. Между ними… Ворота? Да! И караульный в плащ-палатке.
Дальше стало неинтересно, и доктор Фест вновь закрыл глаза. Не все ли равно куда его привезли? Надо будет — скажут, нет — и не надо. Мало ли казарм в Берлине? Стояли долго, слышались негромкие голоса, сзади затормозило еще одно авто. Наконец, что-то решилось, мотор вновь загудел…
Доктор попытался представить себе каменного солдата. Воочию не видел, но фотографии, кажется, встречал. Он еще подумал, что такому самое место у братской могилы. Все одно к одному…
— Выходи!
Он заставил себя снова жить. Смерть подождет, они не на кладбище, а на краю огромного плаца. За ним кирпичное здание в четыре этажа, полукруглая арка над входом. Рядом же кто-то в шинели с повязкой на рукаве.
Из машины доктор выбрался с трудом, но дальше стало легче, и по ступенькам он едва не взбежал. Его первая казарма была совсем не такая, но… Велика ли разница? Что та казарма, то эта.
А еще он понял, что вновь остался один. Все вернулось.
* * *
— Хайль!
Сидевший за столиком парень в форме с приметными петлицами даже не попытался встать, лишь лениво дернул рукой. На такое и отвечать не хотелось, но делать нечего.
— Доброй ночи!
Даже по званию не назовешь. СС! В их «фюрерах» доктор постоянно путался. Парень же, проснувшись, но явно не до конца, помотал головой.
— Ваше удостоверение?
В голосе — немалое сомнение. Потому и не встал перед цивильным штафиркой.
Удостоверениями доктор не запасся, пропуск в музей забрала полиция, хорошо хоть паспорт захватил.
Парень в форме (все-таки не офицер, уверенности не хватает) раскрыл документ, перелистал, затем пододвинул поближе какой-то список. Наконец, кивнул.
— Так точно, господин Фест, место вам зарезервировано. Только звание почему-то не указали.
Достал автоматическую ручку, открыл колпачок, взглянул вопросительно.
— Унтер-офицер запаса.
Перо скользнуло по бумаге. Из темноты вынырнул еще один парень в форме, ростом повыше и в плечах поуже.
— Прошу за мной…
На миг замялся, но закончил уверенно:
— …господин унтер-офицер!
Доктор Фест невольно кивнул. Признали!
Спящая память постепенно просыпалась. Все знакомо, казарма, но унтер-офицерская или даже офицерская, и в таких приходилось бывать. Это в мирное время все строго по уставу, на войне, особенно когда фронт к границам пятится, солдатики порой в генеральских покоях ночуют. Особенно если генералы открыли великий забег в ближний тыл.
Второй этаж, пустой гулкий коридор. Сопровождающий покрутил головой и уверенно указал на одну из дверей. Унтер-офицер Иоганн Фест, ветеран и старый служака, уверенно взялся за медную ручку. Подумаешь, казарма!
* * *
— Эй, камрады, где тут курят?
Ночью по уставу положено спать, но здесь явно нарушали. Четыре койки, две заняты. Между ними стул, на стуле шахматы. Партия в самом разгаре.
Один из играющих, постарше и определенно офицер, махнул правой рукой.
— Хайль! Прямо по коридору. И нам парочку оставь.
Доктор прикинул, как лучше поздороваться. «Доброй ночи!» — это для штафирок.
— Сервус, камрады!
[19] Унтер-офицер Фест. Последнее место службы — 115-й Тюрингский фузилерский полк.
Достал пачку «Юно», положил две сигареты рядом с шахматной доской. С новичка причитается.
* * *
— Бывшие казармы Королевского прусского главного кадетского корпуса, — рассказывал тот, что постарше, гауптштурмфюрер. — Вы не берлинец? Западный Лихтерфельде, почти окраина. Сейчас тут квартирует Лейбштандарт, феод старины Дитриха.
— Здесь мобилизованных размещают, — младший (всего лишь унтерштурмфюрер) кивнул куда-то в сторону двери. — И офицеров, и кого поймают, даже писарей и инструкторов Гитлерюгенда. Приказ рейхсфюрера! Ввиду чрезвычайных обстоятельств производится концентрация всех сил СС из гау Берлин и Бранденбург. Каждый день смотры, маршировать заставляют. А вот оружия не выдали, только табельное и есть. Обещали привезти из гарнизонных складов, но что-то не срослось.
После перекура (комната в конце коридора, как и обещано), думать стало заметно легче. Реальность наконец-то вернулась. Ничего инфернального, напротив, все понятно и логично. По Гиммлеру ударили, причем от всей души и с размахом. Вавельбург, штаб-квартира СС, Государственная тайная полиция — все три столпа власти рухнули. Рейхсфюрер пытается накопить силы, собирает свою черную гвардию. Но фюрер молчит, а Вермахт не спешит делиться оружием.
