Бинокль он все-таки достал, хотя особой нужды не было. Рабочие пережидают дождь, комендант по той же причине загнал личный состав в казарму, оставив лишь караульных в плащ-палатках. И в музее все тихо. Или не все?
…По нижней галерее мадемуазель экскурсовод волокла парня в военной форме. Тот отбивался, но силы были неравны. Открылась и тут же захлопнулась дверь…
Война, говорите? Кому война, кому мать родная.
6
— Доктор Брандт! Сейчас 1939 год от Рождества Христова. Верить в рогатое чудище, пахнущее серой, по меньшей мере, несерьезно.
— Доктор Фест! Я атеист, не верю ни в Дьявола, ни в Бога, но мои личные убеждения к делу не относятся. Перед вами поставлена задача, и вам лучше ее выполнить, причем в самые сжатые сроки. Очень глупо в 1939-м году от Рождества Христова умереть из нежелания загубить свою бессмертную душу. Думаете, в святые зачислят?
Иоганн Фест поглядел на плотно закрытую дверь. Все-таки сумасшедший! И не убежать, считай, за горло взяли.
Не выдержав, достал из кармана пачку «Юно». Гори он огнем, прусский порядок! Стряхивать пепел можно и на пол.
Штандартенфюрер не торопил, смотрел как будто насквозь. Лицо по-прежнему в тени, зато кисти рук в желтом электрическом огне. На безымянном пальце — серебряное кольцо с черепом и костями. «Йо-хо-хо! И бутылка рома!..»
От сигареты осталась половина, когда доктор Фест сумел успокоиться. Не о том нужно волноваться. Чем больше внимания к тетрадям профессора Рауха, тем позднее вспомнят о мальчике Нильсе с его гусями.
Значит, гамбит! Подыграем, но, само собой, не сразу.
— Доктор Брандт! Если это так нужно, почему бы вам самому не провести обряд эвокации? У Рауха он описан очень подробно.
Эсэсовец беззвучно рассмеялся.
— Берегу свою бессмертную душу. Нет, доктор, дело надо поручать специалисту. Вы знакомы с наследием профессора Рауха лучше всех в мире. Я, конечно, прочитал, и мне показалось, что в ваших записях далеко не все. Раух думал, кстати, о том же — средневековые некроманты и колдуны нарочно оставляли в рукописях пробелы, пряча знание от профанов.
Иоганн Фест понял, что ни в чем не убедит атеиста из Аненербе. Переписывал он и в самом деле не все по простейшей причине — записи Рауха то и дело повторялись. Почему, уже и не спросишь. Возможно, попадались копии одной и той же рукописи.
— Давайте будем делать все по подразделениям, доктор. Вы можете нарисовать то, что Раух именовал «Pentagram perfectus», и знаки. Как они, кстати, называются?
— Створные, — Иоганн Фест вздохнул. — На реках такие встречаются. «Ducens signa», если следовать рукописи. Рисунка Совершенной Пентаграммы там нет, но есть два, которые требуется совместить…
Кольцо негромко ударило в стол.
— Приступайте! А поскольку времени действительно мало, начнете тотчас. Мел это несерьезно, вам принесут краску. Свечи годятся любые?
Бывший унтер-офицер заставил себя улыбнуться.
— Если верить профессору Рауху, в самых ранних рукописях указывалось, что свечи или факелы нужны лишь для того, что оценить результат. Тому, кого вызывают, эти жалкие огоньки словно понюшка табака. Он сам — Пламя.
Эсэсовец молча встал, шагнул к двери. Уже на пороге обернулся.
— Закончите к десяти вечера. Все необходимое сейчас же доставят, так что поторопитесь. Отдыхать можете прямо здесь, вам принесут матрац. Имейте в виду, буду проверять каждую черточку. Что такое Сила Букв мне тоже известно.
Доктор Фест смолчал, про себя отметив, что атеизм штандартенфюрера Брандта весьма избирателен. Впрочем, откуда логика у истинных арийцев?
* * *
Когда Гитлер пришел к власти, почти все были уверены, что ненадолго. 30 января — результат случайного соотношения сил, первый же шторм в Рейхстаге снесет правительство, как и все предшествующие. Гитлер сыграл на опережение, распустив парламент и запретив все партии, кроме НСДАП. Через год военные и финансисты твердо решили свергнуть наци, напуганные эскападами Рёма и его банды. И здесь Гитлер всех опередил в Ночь длинных ножей. Подобные кризисы, не очень заметные со стороны, возникали практически каждый год, и Гитлер все время побеждал. Поэтому доктор Левеншельд в своих заметках не спешил предрекать близкий крах нацизма. Летом обозреватели обещали скорую европейскую войну, в ходе которой новая Антанта сокрушит Рейх. Уже конец октября — и никакой войны.
Воздушные удары по Рейху не шутка, но кто в результате пострадает: Гиммлер, Геринг или непотопляемый фюрер? Красное, белое и черное — цвета германского флага. Делайте ставки, господа!
* * *
Пепельницу все же принесли, и доктор Фест поставил ее в самый дальний угол. Выходить в коридор запретили, поэтому курить решил подальше от банки с краской. Порадовал и рабочий комбинезон, измазаться до самых ушей в планы никак не входило. Того и гляди еще в перьях обваляют — за шарлатанство. Так не по своей же воле! Как там у Гёте?
Саламандра, жгись,
Ундина, вейся,
Сильф, рассейся,
Кобольд, трудись!
Кто слышит впервые
Про эти стихии,
Их свойства и строй,
Какой заклинатель?
Классик ничего не понимал в черной магии. Оно и к лучшему. Доктор Иоганн Фест надел комбинезон и взял в руки кисть
* * *
Занимаясь рукописью профессора Рауха, он то и дело ловил себя на мысли, что предки либо не слишком верили в существование бессмертной души, либо ценили ее не больше аппендикса. В тетради упоминались десятки доказанных в суде случаев сделки с Дьяволом. И ради чего? Чаще всего не слишком великая сумма денег, которую при желании и заработать можно. Даже доктор Фауст, не из Гёте, из народной легенды, потребовал у Нечистого не слишком-то и много: возможность обманывать доверчивых сограждан и сомнительные любовные утехи с призраками. Да, скорее всего, и Фауста, и многих иных оболгали. Но цена-то казалась современникам вполне достаточной!
Впрочем, и сегодняшние немцы получили не слишком много, заложив душу Гитлеру. Карьеру сделали единицы, остальные экономят на всем, включая еду, и горько вздыхают, узнав об очередном повышении цен. Даже черные бесы из СС в невеликом выигрыше. Им и гореть первыми в неугасимом огне.
Но души-то продали! Через полвека уцелевшие станут, конечно, оправдываться. Мол, и договор не читали, и кровью расписывались не своей…
* * *
— Еврейские буквы, — констатировал штандартенфюрер Брандт, наклоняясь над пентаграммой. — Какая гадость! И тут они!..
