— От коек не отходить! Повторяю! От коек не отходить, стоять смирно!..
Невеликий чин драл горло, бегая по помещению казармы, юнкера с оружием разместились у входа. Бывший унтер-офицер стоял, прислонившись спиной к стойке кровати, прикидывая, зачем Гиммлер таскает с собой эту случайную публику. Берлинские шуцманы, мелкие чины из низовых секций СС, инструкторы из Гитлерюгенда, он сам. Ладно, доктор Фест — проводник, кебаль, но остальные? Полицейские не слишком годятся для охраны, трусоваты. Посыльные и связные? Но Баварии они не знают. Значит, живой щит или того хуже, бараны для жертвоприношения?
Иоганн Фест вытер со лба внезапно выступивший пот. Неужели Гиммлер в подобное верит? Или не верит, а знает?
— Выходи в коридор! Строиться, строиться!..
Новый чин, на этот раз постарше, пьяный, но не слишком. Обитатели казармы откликнулись не сразу, но юнкера подняли карабины, и народ неспешно потянулся к дверям. Бывший унтер-офицер прикидывал, нельзя ли где-нибудь спрятаться, когда почувствовал чью-то хватку на локте. Обернулся.
— Останьтесь тут, доктор. Ваше присутствие разлагает личный состав.
Штандартенфюрер Брандт! Трезвый? Едва ли, едва ли.
Когда казарма, наконец, опустела, а юнкера захлопнули двери, Брандт дернул губы в усмешке.
— Сейчас им станут внушать вечные истины по прусской методике — криком в самые уши…
Из коридора и в самом деле донесся громкий и совершенно бессвязный ор. Бывший унтер офицер поморщился.
— На меня не подействует, наслушался еще в 1918-м. Фельдфебели тогда были не в пример нынешним. И голосистее.
В коридоре все стихло, но ненадолго. Теперь орали уже двое. Штандартенфюрер прислушался.
— А, по-моему, ничего. Но вы, доктор, живете не эмоциями, а разумом, поэтому кое-что разъясню. Все, что сейчас происходит — наглая провокация. Ложь, ложь и ложь! Никакого баварского короля нет!
— Вы солипсист? — восхитился Иоганн Фест. — Формируете реальность по собственному желанию? У вас как с английским, штандартенфюрер? Впрочем¸ есть немецкий перевод, не очень точный, зато по смыслу.
«Мир, — учил он, — мое представление!»
А когда ему в стул под сиденье
Сын булавку воткнул,
Он вскричал: «Караул!
Как ужасно мое представление!»
[48]
Брандт отмахнулся.
— Оставьте еврейские шуточки! Два года назад я возглавил комиссию, присланную рейхсфюрером в Горгау для расследования тамошних… событий.
— Это когда английский трофейный танк напугал весь Лейбштандарт?
Очерком доктора Левеншельда об этом конфузе в свое время поделилась со своими слушателями «Свободная Германия».
— Лейбштандарт подавил бунт за несколько часов! — скрипнул зубами Брандт. — Парни ликвидировали угрозу химического заражения огромного района. Ценою своих жизней, между прочим, так что не кощунствуйте. Там и погиб Август Виттельсбах, я сам видел его труп. Снайпера, который его застрелил, повысили в звании…
Доктор Фест ничуть не удивился.
— Король умер — да здравствует король! Мало ли Виттельсбахов?
— Нет! Остальные в Штатах, сидят тихо, в политику не лезут. Именем Августа воспользовалась шайка авантюристов, она и мутит воду. Крапленая карта, доктор, ею не выиграешь.
В коридоре уже не орали — ревели. Бывший унтер-офицер невольно пожалел шуцманов. Хотя и они горазды на людей голос повышать.
— Я рассказал вам об этом, доктор Фест, чтобы вы не тешили себя надеждами. Все, что говорят наши враги — неправда. Рейхсфюрер по-прежнему руководит СС, ему верит фюрер, предатели же слабы и бессильны!..
Двери открылись, народ повалил обратно. Вид у многих был слегка пришибленный. Впрочем, не у всех, шнапс помог сохранить спокойствие духа.
— Думайте, доктор Фест! — штандартенфюрер хлестнул по матрацу сдернутой с руки перчаткой. — И цените, я пытаюсь использовать слова, а не патроны. Пока, во всяком случае.
* * *
Автомобиль был поистине роскошен, черный пульман-лимузин в сверкающей светлым металлом отделке. На капоте маленькое крылатое ядро.
— Horch 951, — пояснил немолодой шуцман, затягиваясь сигаретой. — Таких в Рейхе хорошо если два десятка. У рейхсминистра Геринга их целых два.
В коридор все-таки выпустили, затруднительно держать взаперти чуть ли не роту. А вот из здания — нет, поэтому в коридоре и курили. Дневальные поспешили притащить урну, начальство же сделало вид, что так и надо.
Въехавшую во двор машину обсуждали за неимением иных новостей, но автомобиль того стоил. Прибыл он не один, а вместе с крытым грузовиком, причем, судя по цвету тента, гражданским.
— Такой красавец только у гауляйтера есть, — рассудил полицейский, ловко отправляя окурок в урну. — Интересно, зачем пожаловал? Тоже выгнать нас хочет?
Иоганн Фест такому бы не удивился. Гауляйтер Верхней Баварии Адольф Вагнер слыл человеком тертым, имел ранг министра и всегда держал нос по ветру. Если уж он приехал…
— Последнее предупреждение.
Бывший унтер-офицер произнес это негромко, но шуцман услышал и согласно кивнул.
К автомобилю спешили штабные в черных кожаных плащах, за ними взвод юнкеров при карабинах. А из грузовика уже выпрыгивали крепкие парни в светло-зеленых шинелях и таких же кепи.
Штурмовики! СА! Доктор Фест не удержался от усмешки. Эти рейхсфюрера защищать не станут! Интересно, будут ли стрелять?
Один из юнкеров вскинул карабин.
— Рдах! Р-рдах!..
5
«Здравствуй, маленькая большая девочка! Сейчас я в нашем старом доме, где мы жили когда-то с твоей мамой. Представь себе, Соль, не нашел ни одной твоей фотографии! Но они не нужны, достаточно закрыть глаза, и ты…»
Она отложила письмо. Первый восторг прошел, перечитывала уже спокойно, думая над каждой фразой. Когда после завтрака ее позвали в небольшую комнатку (каюту!) уровнем выше, на лифте и еще по коридору, летела, словно на крыльях. Письмо! От папы! И только получив белый твердый конверт со своим полным именем, впервые задумалась. А остальным за письмами тоже приходится бегать? В интернате просто: большой ящик на стене, черные буквы по алфавиту…
Когда же прочитала, вопросов прибавилось. Почерк отца, и слова вроде как его, «маленькая большая девочка» это она. Но не Соль! Для папы, когда они вдвоем, она Со, тайное имя, его нельзя использовать в письмах, поэтому и «маленькая большая». А еще дом. С мамой отец там не прожил и дня, они обвенчались прямо перед стартом, знаменитая семейная история. А вот фотографии в доме должны быть, несколько лет назад они вместе с мамой составили большой красивый альбом, чтобы отправить на Клеменцию.
