В античном театре ход пьесы менял бог из машины. Тот, кто вмешался на этот раз, едва ли был богом, однако имел к нему самое прямое отношение.
* * *
— По машинам! По машинам!..
Возле реки все быстро изменилось. Мерседесы разворачивались, охрана рассыпалась цепью, прикрывая мост.
Р-рдах!
Не договорились… Доктор Иоганн Фест ничуть этим не огорчился. Ехать в кацет совершенно не хотелось, кроме того, по сведениям всезнающих обозревателей Би-би-си в подвале крепости хранится немалый запас химических снарядов с прошлой войны. Ну их, такие радости! Налышались!..
— Скорее, скорее!..
Лезть в душный кузов совсем не хотелось, и народ не спешил, тем более без лестницы забираться весьма неудобно. Со стороны Горгау снова стреляли, однако пули не свистели, и никто не атаковал. Значит, просто отпугивают, паля в белый свет. Пусть их!
Наконец, тронулись. Легковые авто успели к тому времени вернуться и, объехав тихоходов, пересечь половину поля. Первым ехал появившийся словно из-под земли, вездеход Гиммлера.
На этот раз явно спешили. Мотор надрывно гудел, машину постоянно бросало то влево, то вправо. За полем куда-то резко свернули, потом еще раз, еще. Куда именно, не понять, из-под брезента не выглянешь. Внезапно привычный звук моторов изменился. Нет, не так! К голосу автомобилей присоединился еще один, резкий и сильный. Сначала еле различимый, затем все более громкий. Кто-то решился, выглянул из-под тента.
— Самолет! Истребитель!..
Гул сменился ревом и свистом, грузовик резко бросило в сторону, ударил порыв холодного ветра. Небесный гость прошел совсем низко.
— А если бомба? — глухо проговорил кто-то.
Ему не ответили, да и что скажешь? Доктор Фест вспомнил, в чьем ведении находится все, что может летать в Рейхе. Едва ли пилот преследует их исключительно по зову сердца.
Гул чужого мотора на какое-то время стих, и все перевели дух, но затем вновь загудел в полную силу. Уши заложило от утробного воя. Грузовик, резко подав вправо, затормозил.
— К машине! К машине!..
Выпрыгивали из кузова куда быстрее, чем забирались. Кто-то подвернул ногу, кто-то ткнулся носом в грязь. Бывший унтер-офицер, с трудом устояв на ногах, отбежал в сторону и оглянулся.
…Проселок, черное осеннее поле, красные черепичные крыши вдали.
Рев, свист, резкий порыв ветра. Самолет вновь снизился, пройдя почти над самой дорогой. Кажется, бомбить не будет, просто пугает. Доктор Фест, вытер пот со лба. Самое время перекурить. Или…
Оглянулся. Увы, приметный здоровяк никуда не делся, вот он, всего в пяти шагах. Не уйти, а жаль.
Курили целой толпой, никто не хотел оставаться один. К тем, кто ехал в грузовиках, присоединились пассажиры одной из легковушек. Офицеры молчали, шофер же, убедившись, что начальство не слышит, сообщил гробовым шепотом:
— Камрады! А Гиммлер-то уже не рейхсфюрер. Кончился Гиммлер!..
Глава 9. Север и юг
Фотографии из Лейкенхита. — Мсье Биго-второй. — Рейхсляйтер Гиммлер. — Телескрины ломаются. — Треугольник в небе. — Под землей. — Вопросы и ответы
1
Все-таки не выдержала, спросила. Что за порядок такой, когда за самым обычным письмом приходится через всю станцию коридорами пробираться? Вдобавок еще не всюду пускают, объясняйся с каждым.
Каютка маленькая, еще меньше, чем у нее, лица у тех, кто там сидит, скучные. Объясняют, словно мочалу жуют. Мол, основная часть корреспонденции не на бумаге, по телескрину ее передают, по особому каналу. Набери пароль и читай. Бумажную, понятно, разносят по адресатам, но демуазель де Керси в общем списке нет, приходится начальству сообщать, а уж начальство…
Соль махнула рукой, понимая, что толку не добьешься. Письмо снова в странном конверте, на котором только ее имя с фамилией. И тоже от отца. От отца?
Вернувшись в каюту, забралась с ногами на койку, развернула листок, задумалась. Если просто читать, вроде бы все по делу, только суховато, у приора Жеана даже деловые бумаги читались интересно. Смысл же простой: запираться незачем, наше оружие — правда, скоро все обязательно разъяснится. Насчет же «нечистого» клейма, так это явное недоразумение, жалоба в Высший Распорядительный совет уже послана…
Ни от бабушки привета, ни от дедушки. И о погоде ничего, а ведь отец почти всегда последний абзац в письмах начинает именно с погоды. Пишет, правда, совсем о другом. Солнечно, легкий ветерок, в газетах сообщают, что из музеев изъяли картины Франца Марка. Помнишь, девочка, его синих лошадей?
Попробовала прочитать письмо отцовским голосом, но быстро бросила. Ясно, что не папа писал. Или хуже, рука его, только буквы выводил под чужим присмотром. Тогда «Соль» вместо «девочки» вроде как сигнал тревоги.
Плохо, что к бажюлю надо идти. И не откажешься, специально предупредили. Чувствуете себя получше, демуазель? Вот и хорошо, вот и славно, пожалуйте в пыточную.
* * *
— …Сам он и признался, Бертье. Сказал, что интересы Франции для него выше рыцарской чести. Потому и предал французскую миссию.
— Добровольно признался демуазель? — самым наивным тоном уточнил бажюль, водя пером по листу бумаги.
Соль поморщилась. Все равно болят зубы, то есть бывшие зубы, которые теперь не зубы. Новые же обещали поставить только когда десна полностью заживет.
— Добровольно, — рассудила она. — Мог бы все отрицать, ничего бы не случилось.
Не пристрелила бы предателя, просто не смогла. Тогда, сейчас иное дело.
— Судя по отчетам вашего отца, приора Жеана де Керси, именно он рекомендовал профессора Бертье руководству французской миссии. Профессор ваш крестный, не так ли, демуазель?
— Иуда был апостолом, — отрезала она. — А Каин Авелю братом приходился.
Допрос шел уже третий час. Больше четырех нельзя, потому как она несовершеннолетняя, но свое время бажюль выберет до донышка, можно не сомневаться. Служба ему определенно по душе.
Хорошо, что Камея рядом. Молчит, потому что ликтор имеет права вмешиваться только в «процедуру». Вот если бажюль кусаться полезет, тогда точно остановит.
…Молчит, но сидеть так, почти плечом к плечу, тоже приятно. И уверенности придает.
— Имеете ли вы представление, демуазель де Керси, о местонахождении архивов миссии, как в Германии, так и во Франции?
— Разве на объекте «Фокус» их нет? — удивилась Соль. — Я думала, что Гюнтер Нойманн потому и сообщил мне, где карточку с паролем…
— Не вам, демуазель! — бажюль наставительно поднял указательный палец. — Землянину, личности весьма и весьма сомнительной. Коммунисту, да еще русскому!..
