Нет, Бритт-Мари ни за что не поверила бы, что Ивонн солгала.
Тяжёлая, влажная мгла опустилась на Берлинпаркен к тому времени, как Бритт-Мари быстрым шагом подошла ко входу. Почва была мокрой от вечерней росы, запах земли и гниющих листьев смешивался с кухонным чадом из чьего-то распахнутого окна. Откуда-то доносилась музыка, отголоски которой тонули в зелёной массе. Ступни саднило, а пятки жгло после долгого дня в новых туфлях, из-за которых Фагерберг теперь, кажется, считал её распутницей. Ничем не лучше тех женщин, кто поздним вечером приводит домой мужчин, с которыми познакомились в ресторане.
Бритт-Мари зорко вглядывалась в тень густого кустарника, размышляя, мог ли преступник стоять прямо на этом месте, наблюдая за своими жертвами. Может быть, он стоял там и прямо сейчас, невидимый для неё, прислонившись к стволу дерева, и высматривал себе новую жертву.
Приблизившись к ограждению, Бритт-Мари через забор заглянула в строительный котлован. Там вскоре должен был вырасти многоуровневый гараж, который смог бы вместить автопарк растущего и расширяющегося предместья. Яма была глубокой, тёмной и на первый взгляд — бездонной, так что больше походила на могилу или даже туннель, протянувшийся к самому сердцу земли, чёрному и пульсирующему.
«Настоящая пропасть», — подумала Бритт-Мари, и на мгновение ей показалось, что тёмная бездна за ней наблюдает, словно хочет затянуть её в свои глубины. Словно это была душа Болотного Убийцы, а не самый обычный котлован в самом обычном предместье Стокгольма.
Бритт-Мари непроизвольно поёжилась и поскорее повернулась к нарядным домикам с маленькими балкончиками.
Не более чем в пятидесяти метрах от неё стоял дом, в котором располагалась квартира убитой. Притягивали взгляд пустые окна, черневшие на фасаде здания.
Бритт-Мари поглядела в другую сторону. Какая-то сотня метров отделяла её и от квартиры первой жертвы. В окнах там тоже было темно: Ивонн выписали из больницы, но она вместе с сыном уехала в Суллентуну, к своей престарелой маме, потому что теперь боялась оставаться одна.
Кто стал бы её за это винить?
Бритт-Мари подумала, что страх отныне и до конца её дней станет вечным спутником Ивонн. Даже долгое время спустя, когда заживут раны на руках и исчезнут следы побоев на теле, страх, впившийся своими зубами в её душу, не ослабит своей хватки.
Взгляд Бритт-Мари заскользил вдоль шеренги домов с плоскими крышами и похожими на ящики балконами, контуры которых выступали из темноты.
В голове Бритт-Мари возникла одна мысль, и кажется, не собиралась никуда исчезать, хоть она, запахнув плотнее куртку, и поспешила прочь из парка, в сторону дома.
«Это не может быть случайностью», — пронеслось в голове у Бритт-Мари.
Придя домой, Бритт-Мари услышала, что в гостиной включен телевизор. Пахло жидким мылом, и в прихожую навстречу ей вышел Бьёрн с губкой для мытья посуды в руке. Бритт-Мари окинула беглым взглядом гостиную — там было прибрано, на столике — никаких пустых жестянок. Вместо пива там лежал раскрытый журнал «Дело» и целых две ручки.
— Чудесно, — сказала Бритт-Мари.
— Я прибрался.
— Замечательно! Где Эрик?
— Спит. Я накормил его и уложил.
Бьёрн несмело обвил её руками и осторожно обнял. Против воли она ответила на объятие. Его длинные волосы защекотали ей нос, и Бритт-Мари ощутила запах мыла и лосьона для бритья.
— Что с его кашлем?
Бьёрн удивлённо взглянул на жену.
— С кашлем?
— Ну да, он же кашляет.
— Прекрати себя накручивать. Он прекрасно себя чувствует. И даже если он кашлял, чего лично я не заметил, это не помешало ему умять в кафе два пирожных.
Бритт-Мари кивнула, подумав, что всё равно приложит ухо к груди Эрика, прежде чем лечь, так как на мнение Бьёрна в отношении детских болезней она не полагалась. Потом она оглядела чистую гостиную.
— Май заставила тебя навести порядок?
— Нет, — с нажимом произнес он. — Я захотел сделать что-нибудь для тебя, я ведь был таким дураком. Я исправлюсь. Я найду новую работу и верну деньги.
Он на мгновение замялся, но договорил:
— И мы поедем на Мадейру, обещаю.
— Хорошо, — отозвалась Бритт-Мари, действительно желая ему поверить. Ибо могло ли быть на свете что-то более прекрасное, чем семья? Что-то столь же желанное и совершенное?
Однако мысли Бритт-Мари стремились в ином направлении. Они тянулись к домам возле Берлинпаркен, к тёмным окнам покинутых квартир на верхних этажах. Догадка, возникшая у Бритт-Мари, когда та глядела на контур крыш на фоне ночного неба, оформилась яснее. Внезапно Бритт-Мари ощутила на шее цепочку с кольцом Элси.
— Всё в порядке, — сказала она вслух, приняв решение прогуляться в выходные к этим домам, чтобы подтвердить или опровергнуть свои умозаключения.
Тем вечером ужином занимался Бьёрн. Они ели недоваренную картошку, которая осталась жёсткой внутри, жареные колбаски и консервированный горошек.
— Вкусно, — соврала она, чувствуя благодарность за внезапное рвение Бьёрна на ниве домашнего хозяйства. — И я рада, что ты начал искать работу.
Бритт-Мари не стала уточнять, что в общем-то это были минимальные требования к взрослому мужчине, учитывая, что Май всё ещё забирала Эрика на целый день.
Бритт-Мари отложила столовые приборы, раздумывая, стоит ли задавать вопрос, который давно не давал ей покоя. Она опасалась, что может испортить Бьёрну настроение, однако в конце концов решилась.
— Так что вообще произошло? У тебя на работе?
Бьёрн удивлённо посмотрел на жену, встретился с ней взглядом и отложил вилку на край тарелки.
— Я же говорил. Сокращение. Это было…
Он не договорил до конца и весь поник. Выглядел он несчастным.
— Может, попробуешь позвонить в автомастерскую у заправочной станции? Мне кажется, у них всегда много клиентов. По крайней мере, когда нам нужно обслуживать радиомобили.
Бьёрн кивнул, не поднимая взгляда от тарелки. Взял вилку и стал накалывать на неё отдельные горошины.
— Да, ты права. Так и сделаю.
Когда они убирали посуду, раздался звонок в дверь, и Бьёрн пошёл открывать. Из прихожей донесся его голос:
— Чёрт побери! Кто тебя так?
А в ответ до дрожи знакомый тягучий голос:
— Всё этот чёртов кустарник на мамашиной даче.
Бритт-Мари отправилась в прихожую.
— Тот, что у сарая, ты знаешь, — продолжал голос. — Я собирался отлить, и…
Когда в прихожей показалась Бритт-Мари, Судден осёкся. Он стоял, прислонившись к дверному косяку. Три длинных царапины прочертили его щеку наискось. В руках он держал пакет из Консума, по очертаниям которого нетрудно было догадаться, что тот набит пивными банками.
