— Ничего страшного, — сказала Малин. — Может быть, присядем?
Они расположились за одним из столиков и заказали каждый по чашке кофе. Манфред добавил к своему заказу кусочек яблочного пирога с ванильным соусом, из чего Малин сделала вывод, что шеф снова забросил свою диету.
— Наша встреча связана с тем человеком, который приходил вчера? — спросила Берит, косясь на Ханне.
— А кто вчера приходил? — удивился Манфред, отгоняя рукой мошку, которая села на пирог.
Ханне и Берит переглянулись.
— Как его зовут? — спросила Ханне.
— Эрик Удин, — подсказала ей Берит. — Он хотел знать все подробности о том, что творилось в Эстертуне в восьмидесятых. Очевидно, его мама участвовала в расследовании убийства в семидесятых, а потом пропала. Но её нашли под…
— Но, — прервала её Малин, — как он смог вас разыскать?
Ханне с отсутствующим видом покачала головой.
— Ханне Лагерлинд-Шён — не самое обычное имя, — ответила Берит. — Найти нас было не так уж и сложно.
— И что ты ему рассказала? — спросила Малин, глядя на Ханне, взгляд которой всё ещё где-то блуждал.
— О, я…
Она покраснела и схватилась руками за щёки.
— Ты много рассказывала о расследовании, — вмешалась Берит. — И о вас с Уве. Да, ты была на удивление разговорчива. Вы проговорили несколько часов. Но по нему было видно, что он действительно нуждался в этой информации. Ужасно, должно быть, потерять свою маму подобным образом.
Вокруг стола повисла тишина, и Манфред выразительно посмотрел на Малин.
— Хорошо, — сказал он, глядя на Ханне. — Давайте перейдем к делу. Ты хорошо всё помнишь. Я понимаю, как тебе было тяжело, когда погибла Линда.
Ханне уставилась в свою чашку. Её бледные ладони ощупывали мелкие щербинки на краю деревянного стола.
— Есть что-то, что не вошло в материалы расследования, о чём ты, возможно, размышляла впоследствии, и что могло бы представлять для нас интерес?
— Я… Она… Это…
Ханне снова залилась краской и покачала головой.
— Ты же взяла с собой свой старый блокнот, — шепнула ей Берит, снова толкая Ханне в бок.
— Да, точно, — просияла Ханне. Но в следующий миг её взгляд потух, и Ханне притихла.
— В сумочке, — подсказала Берит.
— Точно. Какая я глупая.
Ханне потянулась за сумочкой и вытащила оттуда маленькую книжечку в красном переплёте. Надела свои очки для чтения и открыла первую страницу.
«Нужно сделать» — прочла Малин со своего места напротив Ханне. Потом следовал список различных дел. Номером один значилось «Встретиться с Бьёрном Удином», рядом была приписка — адрес Бьёрна и «спросить, подозревала ли кого-то Бритт-Мари». Следующими по списку были «Позвонить судебному эксперту», «Проверить Ф», «Сравнить с убийством в Техасе в 1983 году и удушением в Лионе в 1978 году».
— Следующая страница, — прервала Берит с явным нетерпением в голосе.
Ханне перелистнула страницу.
«Гипотезы» — прочла Малин. Под этим заголовком мелким почерком была исписана вся страница. По сторонам от написанного чёрной ручкой текста кто-то сделал крошечные пометки красной пастой.
— Вот оно, — обрадовалась Ханне. — Я перечитывала свои старые записи и решила записать свои новые мысли на этот счет. Могу я сначала сама их пробежать глазами?
— Разумеется, — ответил Манфред, заправляя салфетку за воротник, чтобы защитить свой прекрасный пиджак, и впился зубами в кусок пирога.
Берит поглядела на Малин, и той показалось, что во взгляде пожилой женщины сквозила тихая беспомощность.
— Да, — пробормотала Ханне.
А потом:
— Так и есть.
Манфред откусил ещё кусок, обводя взглядом парк, на лужайках которого изголодавшиеся по солнышку жители Стокгольма расстелили пледы и устроились в купальниках — загорали, читали, устраивали пикники с детьми.
Ханне подняла взгляд и откашлялась.
— Да, здесь речь о том, как он выбирал себе жертв. Мы всегда исходили из того, что он искал молодых доступных женщин. Женщин, с которыми он, вероятно, искал знакомства, и которыми был отвергнут. На этих женщин он впоследствии совершал нападения, чувствуя себя уязвлённым.
— Правда? — спросил Манфред, подавшись вперёд, так что край салфетки повис в опасной близости от ванильного соуса.
Ханне слегка покачала головой и грустно улыбнулась.
— И ещё мы думали, что тот факт, что у всех женщин были маленькие дети, был чистой случайностью, логичным следствием того, что преступник высматривал их на детской площадке. Но я боюсь, что всё могло происходить наоборот.
— Наоборот?
Манфред подался вперёд ещё сильнее, и Малин положила ему на плечо руку.
— Осторожно, твоя салфетка, — предостерегла она, и Манфред немного отстранился.
— Именно. Он выбирал их именно потому, что у них были дети, — пояснила Ханне. Он убивал матерей, а не просто женщин, если вы понимаете, о чём сейчас я веду речь.
За столом снова стало тихо. Манфред положил свою ложку в тарелку.
— Все эти преступления — это упражнения в ненависти, — снова заговорила Ханне. — Я говорила это в восьмидесятых, и на этом я стою сейчас. Преступник, должно быть, ненавидел не женщин в целом, а лишь одиноких матерей с маленькими детьми.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Малин.
Ханне медленно кивнула, сняла очки и посмотрела на неё. В глазах Ханне снова зажёгся огонёк, и голос её оживился.
— Преступления такого рода в первую очередь связаны со стремлением преступника к власти, а не к сексу. Мне думается, начиная с сороковых годов, женщины в нашем обществе всё сильнее укрепляли свои позиции, в отличие от многих других стран и культур. Взгляните хотя бы на женщин на полицейской службе. В сороковых, когда произошло первое убийство, женщинам ещё не дозволено было становиться полицейскими. Лишь к концу пятидесятых их приняли в систему, но и тогда они сталкивались с противодействием своих коллег мужского пола и собственного профсоюза. А в конце шестидесятых им даже на какое-то время запретили нести наружную службу, что продлилось вплоть до семьдесят первого года, если я не ошибаюсь. Прибавьте ко всему этому развитие общества в целом. Женщины вышли из дома, начали работать, была создана государственная система ухода и присмотра за детьми, разрешили аборты, и так далее. Попробуйте взглянуть на это как на неизбежное разделение власти, которая прежде была сосредоточена лишь в руках мужчин. Наверняка были и есть мужчины, которые не желали и не желают мириться с подобными порядками. Молодые женщины, которые отвергли своих мужчин — по крайней мере, в глазах нашего преступника, — предпочли сами растить детей и работать. И за это, вероятно, он хотел их покарать.
