– У меня как будто двое взрослых бестолковых детей.
– Да, так и будет теперь всю жизнь, – хороший ответ!
– Тогда не совсем понятно, зачем заводить своих дополнительных детей, а еще и в довесок ребенка-мужа, если и так все есть, – говорю я ей.
– Потому что ты должна, – вот и весь разговор, как всегда.
Я уже даже не спорю, потому что не вижу смысла. Все равно все сделаю по-своему и не так, как хотят родители. Просто потому что с детства мама называла меня «дух противоречия», а еще у меня эти упертые папины гены. У меня и первый муж был именно такой, который никогда не понравился бы моим родителям, и жизнь наша их не устраивала, в общем, все по канону.
Потом перечисляла свои дела, которых у меня накопилось аж до середины октября: танцы, работа, собеседование в маркетинг, забрать кота, покрасить волосы. Нужно отфотографировать квартиру и выставить на съем, оформить страховку на родителей, съездить в командировку под Питер и вывезти делегацию из 19 человек, взять выходные, смотаться в Калининград, подготовить конференцию, уехать в отпуск в Дагестан, провести конференцию, заказать ботинки, попасть к косметологу, оформить страховки на обе квартиры, начать терапию, чтобы прийти в себя после этого месяца с родителями. Потом, говорю, надо смотаться в Израиль, выписаться и заплатить все штрафы, которые мне пришли за время, пока я не закрыла бюрократию. Потом наступит декабрь, когда все будут носиться, как курицы с отрубленными головами. Потом, надеюсь, я получу большую премию. Потом новый год. «А потом все заново», – говорит мама. И от этого «все заново» мне захотелось вскрыться прямо здесь и сейчас, чтобы не было никакого «заново».
Полегче стало, когда придумала, что на новогодние каникулы надо найти себе танцевальный лагерь. Но все это так далеко и не скоро, а впереди классные осенние дни, колготки и пальто, как я люблю, погоды и туманы, способные заполнить трещины во мне, поэтому уверена, что дотяну и вывезу всё без проблем. У меня снова не получилось наладить контакт с бабушкой, но мы возили ее в Прохоровку и вместе варили варенье, так что у нее будут хорошие воспоминания. Что-то надломилось в отношениях с папой, возможно, потому что он сам надломился, а мне страшно видеть, какой он растерянный, несоциализированный, как постепенно он теряет тонус, и как у меня не получается его встряхнуть. Но хотя бы с чайной начало получаться – там он найдет с кем поговорить – а еще я подогнала ему нового Пелевина, должно хватить на какое-то время. Мама продолжает врать и делать вид, что все хорошо, хотя каждое ее слово, сказанное отцу, как обухом по голове – слышно, что ей тяжело, невыносимо терпеть и беситься. Купила ей блокнот, чтобы она записывала свои эмоции – даже не притронулась. Не слышит меня.
И выходит вот так – у меня все хорошо и даже славно. А у них – как получается. Договариваюсь с собой, что не все могу менять, менеджерить и контролировать, и сначала надо надеть маску на себя, а потом уже на ребенка. Будет над чем подумать, топча желтые листья Москвы. Все как-то сложится, «рано или поздно, так или иначе(с)»
Часть 1. Семья – тоже основа (выстраивание отношений с родственниками, чтобы они усиливали, а не ослабляли)
Где-то в 2017-м я пришла на прием к новому психотерапевту. Не помню точно запрос, но очень хорошо помню, что жестко и четко дала ей понять, что у меня нет желания обсуждать вопросы, связанные с родителями. Мы с ними много лет поддерживали статус-кво шаткого мира, я выполняла роль хорошей дочери, приезжая стабильно раз в несколько месяцев, мы созванивались с мамой раз в неделю, с папой общались только при встречах, а вопрос в целом вызывал у меня жгучее раздражение, поэтому я старалась не ворошить осиный улей. Минут через двадцать мы все же оказались в этой теме и, естественно, меня прорвало.
Все мои проблемы, конечно, были из-за них. Маниакальная гиперопека матери, холодная отстраненности отца, общий семейный вайб, где не было ни одного человека, который был бы за меня. Но мне даже жаловаться было нельзя, потому что по факту я была единственным и любимым ребенком, ради которого вообще все затевалось. Однако эта любовь приобрела странные формы. С самого детства меня сравнивали со всеми окружающими детьми не в мою пользу. Я была изгоем во всех компаниях, потому что меня единственную не отпускали гулять допоздна. Как бы я ни старалась учиться, все равно не могла дотянуть до отличницы, хотя все мое свободное время занимали репетиторы по всем предметам, а еще музыкальная школа, художественная школа, гимнастика, теннис и еще куча каких-то секций. Им никогда не нравились те, с кем я дружила, мне нельзя было встречаться с мальчиками, любая собственная мысль или идея подвергалась критике или высмеиванию.
Не знаю, как вышло, что меня отпустили учиться в Москву. Конечно, они не хотели, чтобы я была журналистом, но я отстояла свой выбор, проявив какие-то способности в области связывания слов в предложения, поэтому было принято решение «пусть поступает хоть куда-нибудь уже». Кажется, они просто начинали уставать со мной сражаться. Здесь, в столице, я начала отрываться по полной, компенсируя все, что недополучила в подростковом возрасте: я была пьяной чаще, чем не была, постоянно влипала в паршивые истории, проводила время в сомнительных компаниях и чуть не вылетела из университета. Я ненавидела приезжать к родителям, избегала этого всеми способами. Стало полегче, когда я устроилась работать на телек: теперь у меня было чем прикрыться – я работала по специальности, как они и хотели.
А потом я встретила будущего (теперь уже бывшего) мужа, и холодный железобетонный занавес между мной и родителями опустился окончательно. У меня была своя семья, как они и хотели, а у них не было больше власти надо мной и права голоса в моих делах. Вот так я решила для себя эту проблему: собрала все в кучу, запихнула подальше и повесила огромный замок на дверь. Иногда из-за этой двери доносились невнятные звуки, иногда в нее колотили с той стороны, но против лома нет приема, поэтому так мы и жили – я тут, а они там. Оказывается, не все так просто, и ты однажды понимаешь, что являешься продолжением своих родителей, которые прорастают в тебе привычками, повадками, голосами в голове, как бы далеко ты их ни прятал и ни прятался от них самих. От проблем с самооценкой до каких-то черт характера («ты так похожа на свою мать!»), от оголтелого трудоголизма на износ до низкой толерантности к абьюзу. Тогда это слово не было в обиходе, но это не отменяло того, что я жила в этом годами, не подозревая, откуда растут ноги.
Устойчивый «гневный взгляд на прошлое»
[46] истязал меня и, конечно, терапевт вскрыла это, доведя меня до истерики. Я продолжила ходить к ней, и, спустя еще несколько встреч, окончательно утвердилась в версии, что у меня было ужасное детство, а родители намеренно причиняли мне боль. Случилось «когнитивное искажение» – феномен ошибок ретроспекции. Чтобы решить свои проблемы в настоящем, я ковыряла эту болячку до исступления, подпитываясь знаниями из психологической литературы. Когда рассматриваешь стрессовые факторы из детства будто под увеличительным стеклом, воспоминания о болезненных ситуациях приобретают особую интенсивность. А когда это ещё и поощряет консультант, процесс ускоряется, и ты не замечаешь, что, воссоздавая свою жизнь, начинаешь оценивать ее как неудавшуюся и мучительную.
