По-настоящему тревожно мне стало, когда я начала терять нить разговора в повседневной речи. Опять же поначалу это очень сильно веселило окружающих. «Прости, а мы сейчас о чем говорим?», «как мы оказались в этом разговоре?», «мне кажется, или каждая следующая мысль никак не связана с предыдущей» – эти и другие фразы воспринимались окружающими как часть некого stand-up перфоманса с моей стороны. Они думали, что я так шучу и смеялись, а я смеялась вместе с ними, чтобы никто не догадался, что я не шучу. Я могла посмотреть фильм, послушать лекцию, подкаст и не запомнить ни слова, но суметь поддержать разговор на эту тему, а потом пересмотреть еще раз как новый материал, иногда даже не осознав, что это 3-й или 4-й просмотр.
Признак третий – ты начинаешь хуже работать. Это происходит без явных видимых причин – авралы, сложные задачи, горящие дедлайны. Просто ты делаешь свою работу хуже, чаще ошибаешься, тебе начинают делать замечания. Иногда происходит осознанный или неосознанный саботаж работы – опоздания, отлынивания, частые перерывы.
Я отлынивала от любого вида коммуникаций, в какой-то момент даже перестав придумывать осмысленные предлоги. Невыносимый стресс вызывал мигающий экран телефона – звонил кто-то из друзей, а я лихорадочно прятала гаджет под подушку, договариваясь с собой о причинах такого поведения: ну, что я сейчас ему скажу? Звонила мама, а я уже прокручивала в голове наш диалог, где я рассказываю то же самое, что рассказывала неделю назад, и уставала от одной мысли об этом. В редкие моменты, когда я выходила в люди, засекала 20 минут, чтобы выйти из-за стола, сославшись на срочный звонок, а на самом деле уходила в другую комнату посидеть в тишине, молясь, чтобы никто не вошел и не начал задавать вопросы о том, все ли у меня хорошо и почему я тут одна, ведь в этой ситуации я окажусь прижата к стенке и придется говорить. В тот период я перестала встречаться с кем-то с глазу на глаз, всегда было нужно, чтобы помимо меня присутствовали еще двое, и тогда я использовала свой профессиональный навык фасилитатора, зацикливая их друг на друге, чтобы самой посидеть молча, отключиться от разговора, лишь изредка подключаясь и закидывая фразы и темы, создавая иллюзию моего участия в беседе. Я начала хуже общаться с семьей и друзьями, не вникая в их дела, а лишь создавая видимость, что я рядом.
Признак четвертый – ты все время занят. Кажется, что работа захватила все твое время. Ты не ходишь отпуск, перерабатываешь, пишешь сообщения вне рабочего времени. Ты не замечаешь, как начинаешь говорить о своей работе всегда, даже если тебя об этом не спрашивали.
Ты все время на быстром наборе. Тысячи чатов в десятках мессенджеров, в которых ты общаешься одновременно. Иногда с одними и теми же людьми, в одно и то же время, на разных платформах. Всегда на связи, всегда онлайн. Если не пишешь, то диктуешь аудио, если не постишь сторис в инстаграм, твитишь или комментишь в фейсбуке (владеющая социальными сетями Facebook и Instagram компания Meta признана в России экстремистской организацией). Я начинаю листать чаты в телеграмм, чтобы найти утреннюю переписку и скроллю очень долго, осознавая, что за день я переписывалась более чем с 30-ю людьми. Мы сидим за ужином с друзьями, я говорю с каждым из них, параллельно комментируя свежие посты, сплетничая в вотсаппе, прерываясь лишь на то, чтобы ответить по телефону, перенабрать, записать войс, отправить в групповой чат и всем ответить. В какой-то момент меня начинает тошнить, и я сообщаю всем своим подписчикам о том, что стейк тут так себе, не отдавая отчета в том, что тошнит меня не от мяса. Это продолжается до глубокой ночи и начинается рано утром с проверки всех мессенджеров, чтобы быть в курсе и в повестке. Каждый день.
Признак пятый – раздражение. Оно становится твоим базовым состоянием и относится ко всему. Нормально, когда что-то бесит время от времени, но если уже какой-то продолжительный период ворчание становится твоим кредо, это повод задуматься. В этом состоянии плохо все – от рабочих задач до решений руководства. Начинает проявляться агрессия, ни на что не хватает времени, вплоть до опрятности.
В какой-то момент на предложение друга выйти куда-нибудь, я ответила, что не вижу весомых причин мыть голову и вылезать из треников, в которых я провела всю предыдущую неделю. Он бесил своей жизнерадостностью и подтруниванием, я подыгрывала, но про себя думала – зачем я вообще с ним общаюсь? Брат начинал бесить уже на 3-й минуте разговора, впрочем, как и его трехлетняя дочь, которая беспрерывно пыталась попасть в камеру и лопотала на повышенных тонах. Усилием воли я подавляла раздражение от необходимости объяснять маме по телефону, как работает zoom – ведь инструкция есть в интернете. Один говорил слишком быстро, другой – слишком медленно, третья – слишком громко, четвертая – слишком тихо. Люди говорили в метро, на улице, в магазине, а я просто повторяла про себя «заткнись-заткнись-заткнись» и не могла понять, почему так сложно просто молчать. Зачем говорить, если не о чем говорить? А в большинстве случаев, как мне казалось, любой разговор – это переливание из пустого в порожнее, бессмысленное и бессистемное использование слов.
Признак шестой – отсутствие мотивации. Просто очень сложно начать что-то делать. Идти на работу, браться за задачу, начинать проект – нет смысла, потому что это просто еще одно телодвижение, забирающее энергию. Нет азарта, нет предвкушения, безразличны как победы, так и поражения. Прокрастинация становится твоей лучшей подругой.
В моем случае это началось со свиданий: я перестала на них ходить. Я точно знала, что это будет просто очередное место, просто очередной человек, плюс-минус понятный список вопросов и ответов. Когда мне станет скучно, а это произойдет где-то на 10-15-й минуте, я начну рассказывать свои истории, чтобы не так тошно было допивать и доедать, зная, что лучше бы уйти и больше никогда не встречаться. Едва договорившись о встрече, я начинала думать о том, как буду сливаться, а потом просто перестала планировать, чтобы не тратить силы и на это. Тоже самое стало происходить с дружескими посиделками, семейными праздниками и любыми другими активностями, предполагающими взаимодействие с людьми. В какой-то момент я даже перестала придумывать причины, чтобы не отвечать на приглашения: просто копипастила
[62] отмазки, когда-то отправленные другим людям, иногда чуть-чуть меняя текст, записывала одно общее обезличенное голосовое сообщение, чтобы его можно было отправить разным людям и они не догадались бы, что попали в рассылку. Меня постепенно переставали куда-то звать, и это не вызывала ничего: ни радости, ни чувства утраты.
Признак седьмой – физиологические особенности. Нарушение сна, питания, ухудшение самочувствия, цвета лица, болезни, которые сыплются на тебя как из рога изобилия – все это сигналы тела, которое пытается докричаться до тебя. Тело – умное, и если к нему прислушаться, оно всегда тебе четко даст понять, что и где пошло не так.
Меня начинало тошнить каждый раз, когда я открывала мессенджеры. Еда стала только топливом для поддержания жизнедеятельности, но я не могла есть, когда рядом кто-то был, и постепенно отказалась от древнейшего социального ритуала – совместного приема пищи, а также перестала есть в общественных местах. Я не могла заснуть, так как в голове, как заевшие пластинки, прокручивались разговоры дня. У меня начинали болеть глаза, стоило только включить youtube, фильм или начать читать. В какой-то момент при мысли о том, чтобы выйти на улицу, у меня начиналась легкая паническая атака и, несмотря на снятие мер ограничений в связи с ковидом, я ставила галочку для курьеров «оставить возле двери», так как не была способна на простое «здравствуйте, спасибо», не говоря уж о том, чтобы смотреть кому-то в глаза.
