Мистер Макартур появился в дверях внезапно, я не успела принять надлежащий вид. Мать не должна стыдиться того, что она кормит грудью своего младенца, однако мной овладел порыв прикрыться, будто меня застали за непристойным занятием. Эдвард, мгновенно почувствовав перемену в моем настроении, сбился с ритма, стал захлебываться и давиться молоком, жалобно запищал.
Я заметила, как изменился в лице мистер Макартур, когда его взору предстала картина, которой он до сей поры не видел: его жена млела в восторге любовной нежности. Что означал этот обнаженный взгляд? Шок, удивление? Отчасти. Но в нем сквозило еще что-то: горечь утраты, тоска, одиночество, печаль.
– Тысячу извинений, миссис Макартур, – произнес он, завуалировав свои чувства под учтивым извинением джентльмена, нарушившего покой своей супруги. – Простите за вторжение, ради бога.
Затем он повернулся и тихо притворил за собой дверь.
Став свидетельницей печали мужа, хоть он и постарался сразу же ее скрыть, я поняла, что мистер Макартур любил запугивать, хвастать и обольщать – играть на всех струнах человеческой души – не потому, что таким создала его природа. Подобно мне, он чувствовал себя одиноким на белом свете, ничтожной песчинкой в оболочке нахрапистости и изощренного ума, за которыми он прятал свою уязвимость. Но если я признала и приняла свое подлинное «я», то он воспринимал себя только как жертву, что, вне сомнения, свойственно нам всем. Как и все мы, он не был уверен в том, что достоин любви и уважения. Словом, мы с ним были родственные души, но он боялся это признать и довериться мне.
Немного математики
Эдварду было полгода, и вот однажды муж пришел ко мне со знакомым блеском в глазах. Это означало, что у него созрел очередной план.
– Ангел мой, – обратился он ко мне, и я мгновенно насторожилась. – Ангел мой, ваше терпение безгранично, о такой супруге можно только мечтать.
Я улыбнулась, подумав только: «Что на этот раз?».
– Когда мы с вами решили связать наши судьбы, – продолжал мистер Макартур, – я пообещал, что буду лелеять вас и содержать. Теперь, мой ангел, я имею счастье сообщить вам новость, которая наполнит ваше сердце радостью и благодарностью…
– Сэр, ради бога, не томите! – вскричала я. – Говорите скорей!
– Сегодня утром я подал рапорт о переводе в другой полк, где мне предложено повышение. Лейтенант Макартур, офицер Корпуса Нового Южного Уэльса! Красиво звучит, не правда ли, моя дорогая? Наше формирование создано в помощь военным морякам, что уже находятся там. Отплываем в декабре.
Я подумала, что муж шутит, но смех быстро застыл на моих губах, когда я заметила, как напряглись мышцы вокруг его рта. Он ждал, что я запрыгаю от радости, а увидел совсем иную реакцию.
– Новый Южный Уэльс! – вскричала я. – Корпус Нового Южного Уэльса!
Я покачивалась в нерешительности, как корабль, что лег в дрейф и ждет, когда ветер укажет ему направление. О Новом Южном Уэльсе мне не было известно ничего, кроме того, что он находился на краю земли и представлял собой тюрьму – каторжную колонию, совсем недавно учрежденную Его Величеством для самых опасных преступников.
– Мистер Макартур, почему именно Новый Южный Уэльс?
И речь его полилась, как из рога изобилия: он жаждал поскорее изложить все славные перспективы, которые открывались перед ним на службе в Корпусе Нового Южного Уэльса. Повышение в звании было только началом.
– У меня там появится масса самых разнообразных возможностей, – заверил меня мой муж. – Командующий корпусом – Николас Непин, а его брат был школьным товарищем моего дорогого брата. Кроме того, тамошний губернатор облечен властью жаловать земли, огромные участки, и он не откажет в прошении, если его в том убедить.
– Но это же тюрьма, – воскликнула я. – Поселение основано менее двух лет назад. Наверняка там еще ничего нет. Просто вырубка в дикой глуши.
О, на это у него имелся ответ – стопка газет с последними сообщениями о колонии.
– Вот, глядите, моя дорогая. Вот здесь, видите? Высокие темпы строительства! Небывалые урожаи сельскохозяйственных культур!
Мистер Макартур тараторил, захлебываясь словами. Это было его очередное увлечение. Пройдет, как летний дождь, рассудила я, если проявить терпение. «В спор не вступай», – велела я себе. Но сама мысль о переселении в Новый Южный Уэльс была мне настолько противна, что я пренебрегла осторожностью.
– Мистер Макартур, это всего лишь слова на бумаге, – заметила я. – Люди, оказавшиеся в том презренном месте, хотят всех уверить, что они живут в раю. Эти сообщения написаны теми, кто преследует свои интересы!
– Вздор, – он отмахнулся. – Это новейшие и достоверные сообщения. Или вы намекаете, что губернатор Нового Южного Уэльса лжет?
Как это часто бывало, своими вопросами он загнал меня в петлю, которая, что бы я ни ответила, будет только туже затягиваться. Лихорадочно ища выход из западни, я прибегла к другой тактике.
– Сколь бы прекрасно ни плодоносила тамошняя земля, на ней живут самые отъявленные негодяи-преступники. Вы видите себя в роли надзирателя за ньюгейтским
[10] отребьем?
Мой довод задел его за живое. Я почувствовала, как он внутренне содрогнулся, и поспешила закрепить свой успех.
– А ваши жена и ребенок, сэр? Вы хотите, чтобы ваш сын рос – если вообще выживет – в обществе воров и убийц?
– Вздор, – повторил мой муж.
Я поняла, что перегнула палку. Он избавился от всяких сомнений.
– Не переживайте, – успокоил меня мистер Макартур. – Все те кошмарные сообщения о колонии – это устаревшие сведения. К тому времени, как наш корпус прибудет туда, все будет устроено к нашему приему наилучшим образом. Моя дорогая жена, не позволяйте типичным пошлым предрассудкам вводить вас в заблуждение!
– Сэр, может быть, я и заблуждаюсь, но туда не поеду! – заявила я.
Пустые слова, продиктованные отчаянием. Он не хуже моего понимал, что я просто сотрясаю воздух. Ему не было нужды спрашивать: «И что же будете делать?».
В любом случае, мысли его занимало не то, как поступит его жена. Взглядом он шнырял по ковру, высматривая непонятно что.
– На мне висит небольшой долг, – наконец произнес мистер Макартур. – Деньги, что я занял до перевода в шестьдесят восьмой полк. Ни один джентльмен не смог бы жить на один фунт и шесть пенсов в день.
– Небольшой долг, – повторила я, таким же небрежным тоном, какой был у него. Но замерла в ожидании. Небольшой долг. Двадцать фунтов? Пятьдесят? Двадцать фунтов – это половина годового жалования энсина. Долг в пятьдесят фунтов поглотит даже жалование лейтенанта. Я стала прикидывать в уме, сколько денег придется откладывать каждую неделю, в течение какого времени, скольких лет, чтобы погасить долг в двадцать фунтов.
