– Пара сотен, – добавил он. – Пара сотен, может чуть больше.
Пара сотен. Сами по себе эти слова были знакомы, но в голове не укладывались, будто я услышала иностранную речь. Двадцать фунтов еще можно было представить – монеты, рассыпанные на деревянном столе. Пара сотен – это уже совсем другая песня. Пара сотен никак не соотносились с жалованием младшего офицера.
Мистер Макартур облизнул губы и отвел взгляд.
– Ну, может, пятьсот.
«Должно быть, насмехается», – подумала я. Но он не шутил. Стоял понурившись, опустив веки с короткими ресницами. Я никогда не видела мужа сконфуженным, но сейчас он явно был смущен.
Все мои доводы против поездки в Новый Южный Уэльс за долю секунды утратили всякий смысл: не в моей власти было что-либо изменить. Считай не считай, а долг мужа слишком велик: такой суммы с жалования военного в мирное время не отдать, сколько ни откладывай еженедельно.
Я всегда полагала, что патент на офицерский чин моему мужу купил отец, но теперь поняла, что деньги на его приобретение он, вероятно, занял. Эта сумма, а также те деньги, что он регулярно одалживал в придачу к своему жалованию в один фунт и шесть пенсов в день, вполне могли бы составить пятьсот фунтов. Неудивительно, что сапоги его пошиты из самой лучшей кожи, что он приносил конфеты в подарок миссис Кингдон! Неудивительно и то, что он с такой безудержностью стремился в гарнизон, расположенный в более выгодном месте, чем Гибралтар!
Сейчас мой муж, прокашлявшись, отошел к окну и, словно отгородившись от меня, стал смотреть на улицу, будто там происходило нечто интересное. Глядя на его плечи, я догадалась, что он ожидал крика, выплеска ярости, слез. Но имело ли смысл рвать и метать? Гнев – непозволительная роскошь. Равно как и слезы. Подобно тому, как палец мистера Кингдона полз по карте, повторяя изгибы реки, что текла в океан, я следовала за словами «пятьсот фунтов» туда, куда они вели.
– Понятно, – проронила я.
В каком-то смысле это было облегчение. Теперь не нужно было искать доводы, которые убедили бы его отказаться от переселения в Новый Южный Уэльс. Что бы я ни сказала и ни сделала, это никак не изменило бы чудовищного факта. Пятьсот фунтов. Мой муж был прав. Новый Южный Уэльс – единственно приемлемое решение. Более высокий чин и наличие перспектив имели важное значение, и обеспечить их могла только служба в новом полку.
Смущение его прошло, а вместе с ним исчезла и потребность отгораживаться от меня спиной. Он отвернулся от окна и принялся энергично расхаживать по комнате, словно готов был пешком идти до самого Нового Южного Уэльса.
– Ангел мой, подумайте об этом с математической точки зрения, – сказал он. – В Гибралтаре шансы преуспеть равны нулю. В неизведанности Нового Южного Уэльса такие шансы есть – однозначно выше нуля. И один шанс – от нуля до бесконечности – добиться грандиозного успеха!
– Да, мистер Макартур, – отвечала я. – Из-за цифр мы попали в затруднительное положение. Какое счастье, что благодаря этим же цифрам можно выпутаться из него.
Мой муж перестал расхаживать и впился в меня взглядом.
– Дорогая, – сказал он. – Я понимаю. Вы думаете о своей дорогой матушке.
– Не о матушке! О себе, мистер Макартур! О себе и о ребенке!
Но он, словно не слыша меня, продолжал свою блестящую речь:
– Дражайшая Элизабет, посудите сами: если вам суждено удалиться от знакомых мест – а как жена военного вы не могли этого не ожидать, – какая разница, уедете вы за двести миль или за две тысячи? Расстояние здесь уже не имеет значения: что так, что эдак, все одно.
Я видела, что он собирается разразиться очередной цветистой фразой.
– То же самое Провидение Господне будет охранять вас и в Новом Южном Уэльсе, и солнце, что светит вашей матушке и вашему дедушке, позволит и вам греться в его ободряющих лучах.
Слушая пафосный вздор мужа, я догадалась, что он боится, как и я. Человеку, который твердо знает, что делает, незачем изъясняться столь витиевато.
– Да, дорогой, – согласилась я. – Только сами вы не столь уверены в том, что говорите.
Он заморгал, очнувшись от своих солнечных грез. Заморгал, обнажая свой страх. Затравленный взгляд существа, загнанного в угол.
– А-а, – произнес он. – Ну да.
На миг на него снизошел покой, покой человека, признавшего свое поражение. Стыдно сказать, но я испытывала к мужу более теплые чувства, зная, что ему страшно так же, как и мне самой.
Я взяла его за руку, но, оказалось, это ошибка. Он вздрогнул, отдернул руку. Как мне представлялось, физический контакт с близким человеком, который разделяет твой страх, дарует утешение. Он же это расценивал как проявление слабости. Взяв мужа за руку, я дала понять, что заметила его страх, а этого он допустить не мог.
Я сказала Энн, что она, если желает, может возвращаться в Бриджрул. Там она, я надеялась, найдет свое будущее – встретит парня, за которого выйдет замуж, или устроится горничной еще в какую-нибудь семью. Голосом я пыталась не выдать своего уныния. Меня и саму удивило, что мне так горько расставаться с ней.
Глаза Энн забегали. Я видела, что она оценивает варианты, пытается просчитать, как сложится ее дальнейшая жизнь.
– Энн, я тебя не тороплю, – сказала я. – Обдумай все как следует. Тебе предстоит принять важное решение.
– Нет, мэм, – отвечала она. – Я уже решила. Еду с вами.
– О! – воскликнула я с нескрываемым облегчением в голосе.
Однако я была не вправе воспользоваться ее неведением.
– Ты уверена? – спросила я. – Полгода на корабле, а что потом – вообще одному богу известно. Будут и опасности, и голод. Невзгоды, какие пока даже трудно вообразить.
Энн улыбнулась, словно знала, что я считаю ее слишком глупой, не способной принять в расчет все возможные испытания.
– Спасибо, мэм, – поблагодарила она. – За то, что не сулите золотые горы. Только в Бриджруле мне ловить нечего. Я, пожалуй, рискну.
Энн, я поняла, ожидала нечто подобное – если не Новый Южный Уэльс, тогда Гибралтар. Заранее взвесила все «за» и «против». Я могла не сомневаться на ее счет. Она оказалась более дальновидной, нежели я когда-либо была, быстро сообразила, что для нее более выгодно. Возможно, случится так, что Новый Южный Уэльс не оправдает ее ожиданий, но она, по крайней мере, не вслепую устремлялась навстречу своему будущему.
Я была вдвойне благодарна тому, что Энн едет с нами, потому как опасалась, что у меня могут возникнуть дальнейшие проблемы. Говорили, что женщина не может забеременеть, пока кормит грудью, но я была почти уверена, что снова ношу под сердцем ребенка. Если я не ошиблась, второе дитя родится на исходе нашего путешествия, среди льдов и бурных вод Южного океана. В сравнении с каторжным судном в том свирепом море грязный постоялый двор в Бате мог бы показаться сущим раем.
