Мистер Макартур не спешил. Не было человека терпеливее, чем мой муж, если он задался какой-то целью. В этом было что-то нечеловеческое. Он как ястреб кружил и кружил над своей жертвой, наблюдая за ней холодным взором.
Счастливая женщина
Сочиняя письмо Брайди, я всегда помнила, что она до сих пор не замужем. В одном из своих посланий она намекала, что после капитана Мориарти у нее был на примете один интересный мужчина, но, видимо, не сложилось. «Рассказ о том, что было, но прошло, тебе не доставит удовольствия, – писала она, – а у меня вызовет чувство сожаления». Себя она называла «старой девой», словно оставила всякую надежду выйти замуж. Я переживала за подругу: ей, как и мне, было двадцать пять и никаких перспектив создать собственную семью.
В своих письмах я старалась не подчеркивать разницу в нашем положении, а как-нибудь тайно сообщить, что моему замужеству завидовать не стоит, разумеется, возможности у меня не было, так что я вовсе ничего не писала о своей жизни в качестве миссис Макартур. Я надеялась, что мое молчание на эту тему само по себе послужит намеком на то, о чем я написать не могла. Но это спровоцировало скандал. Мистер Макартур выхватил у меня письмо и пришел в ярость, увидев, что в нем содержатся лишь известия о поселении, его географическом и экономическом положении. Разве это письмо замужней женщины?
В следующий раз я избрала другую тактику.
«До сего времени в своих письмах я воздерживалась от упоминания о мистере Макартуре, – написала я, – дабы не создалось впечатления, что я хвастаюсь».
Ох и хитрая вы женщина, миссис Макартур!
«На земле не найдется двух более счастливых людей, нежели мы, – продолжала я. – Мистер Макартур как спутник жизни – умный веселый человек и хороший наставник, за свою порядочность он пользуется всеобщим уважением».
Как и большинство изречений мистера Макартура, это содержало крупицу правды. Да, он любил поучать. Нудно, свысока наставлял меня в вопросах морских залогов, курса испанского доллара, максимального количества воды в роме, которое нельзя превышать, иначе люди почувствуют, что алкоголь разбавлен. Я надеялась, что фраза «на земле не найдется двух более счастливых людей» позволит Брайди судить о моих истинных чувствах. Зная меня, она наверняка уловит в этой хвастливой гиперболе иронию. Что до сентенции «за свою порядочность пользуется всеобщим уважением», это была чистая выдумка.
И все же пусть я не была счастлива в браке, для меня это был не тупик. В моей жизни, конечно же, будет еще немало поворотов. Поворотов к лучшему или к худшему, но само наличие таких поворотов в будущем означает некую свободу выбора или хотя бы некую гибкость. У старой девы, застрявшей в Бриджруле, нет и не будет никаких поворотов.
«Моя дорогая подруга, – писала я в порыве чувств, – умерь свои сомнения и выходи замуж. Когда мы сочетались браком, мало кто из наших друзей думал, что мы поступаем разумно. Меня считали бездеятельной, мистера Макартура – не в меру горделивым и заносчивым, учитывая наше скромное положение и безрадостные перспективы.
Потом я сообразила, что чрезмерно разоткровенничалась. Между строк читалось то, что я подразумевала: лучше быть несчастной в браке, убеждала я Брайди, чем вовсе не иметь мужа. Поспешно – я помню, как побежала по бумаге моя ручка – я завуалировала правду.
«Суди сама, подруга, разве не должна я считать себя счастливой женщиной?».
Бедняжка! Читая сейчас эти строки, я вижу, что намеревалась написать явную ложь: «Я – счастливая женщина», – но не смогла себя заставить. Сквозь облако лжи – то «должна» и то замысловатое нагромождение отрицательных форм – проглядывала правда.
«Когда решишься выйти замуж, постарайся найти здравомыслящего супруга. Ты никогда не будешь счастлива с человеком, который уступает тебе в благоразумии».
Письмо становилось все более витиеватым, ибо слишком сложную цель я перед собой поставила: писала одновременно для Брайди и для мистера Макартура и чувствовала, что начинаю запутываться, пытаясь сообщить двусмысленную правду, но у меня не очень получается. Я понимала, что хожу кругами: то советую Брайди во что бы то ни стало выйти замуж, то предостерегаю ее от неверного выбора, который сделает ее несчастной.
Мой веселый муж-наставник читал мое письмо, и складка его рта смягчалась. Наблюдая за ним, я отдавала должное его проницательности: действительно, лести много не бывает. Меня кольнуло что-то вроде жалости к мужу: потребность в лести была в нем столь велика, он поддавался на нее так же охотно, как и все остальные, кого он за это высмеивал. Казалось бы, он непробиваем, оградил себя от всех возможных рисков. Однако вот она, брешь в его броне – острое желание быть на виду, в центре внимания и, да, быть любимым.
С тех пор по поводу моих писем он не выражал возмущения. А я решила, что от хвастовства вреда не будет. Эти строки станет читать весь Бриджрул, и, если кто-то из его обитателей отзовется обо мне с жалостью, пусть мое лживое письмо заткнет им рты.
Часть 4
Азы астрономии
В жаркие дни нашего первого января в колонии мистер Доуз наконец-то появился в моей гостиной, и то потому, видимо, что Тенч перехватил его на улице и чуть ли не силком затащил к нам.
– Миссис М., позвольте представить вам нашего местного гения, – воскликнул Тенч. – Наш ученый звездочет, астроном мистер Доуз. Мистер Доуз, позвольте представить вам супругу мистера Джона Макартура, нашу собственную мадам д’Эпине
[18].
В ответ на добродушную болтовню Тенча мистер Доуз нахмурился, в панике озираясь по сторонам. Я собралась было спросить, кто такая мадам д’Эпине, – и мистер Доуз сразу бы понял, что я невежда, – но Тенч, к счастью, меня опередил.
– Доуз, миссис М. выразила горячее желание поучиться астрономии, – дружелюбно-шутливым тоном продолжал он. – Я заверил ее, что вы, вне сомнения, будете рады дать ей несколько уроков о звездах, планетах и тому подобное.
Мистер Доуз в изумлении взглянул на меня.
– С удовольствием, – ответил он. – Буду рад, миссис Макартур. О звездах, да, расскажу, с удовольствием. Да.
При всех его многочисленных «с удовольствием» и «буду рад», было ясно, что он ответил согласием лишь потому, что с ходу не нашел причины для отказа. Из уст Тенча мое желание прозвучало как пустая, даже оскорбительная блажь, и я попыталась объяснить:
– Мистер Доуз, образование я получила весьма скудное, но я очень любознательна. А здесь, в этом неизведанном краю, даже звезды другие – все незнакомые. Интересно было бы узнать что-нибудь о них.
И все равно меня глодали сомнения: возможно, идея заняться астрономией была ошибкой.
