Он был ее «Гибралтарской скалой», и этот титул нравился ему. Прошли годы без Хэма, даже без писем от него, но ни Марлен, ни сам писатель ни на минуту не переставали думать друг о друге, и каждый год становился для них больнее предыдущего. «“Время лечит раны” – только успокаивающие слова», – напишет Хемингуэй через пять лет после первой встречи с Марлен.
И вдруг они стали писать письма. Они слали письма друг другу практически ежедневно все те годы, когда Хемингуэй был на Кубе. Он отправлял актрисе свои рукописи, часами они разговаривали по телефону. Даже во время войны, когда Эрнест был сияющим, полным гордости и силы, а Марлен – бледная и слабая, беспокоилась только о своем здоровье, – дружба и нежная любовь не прекращались. Эрнест разыскал ее в Париже.
«Я всегда оживала, когда мы встречались. Он называл меня “капуста”. У меня не было для него особого имени. “Папа”, как его все называли, казалось мне неуместным. Я называла его просто “Ты”. “Ты мне скажи, – говорила я. – Скажи мне, Ты скажи мне…» – словно потерянная девочка, какой я была в его глазах, да и в своих собственных тоже.
Он был мудрым человеком, мудрейшим из всех советчиков, главой моей собственной религии. Он учил меня писать. Я тогда писала статьи для домашнего журнала для дам (Ladies Home journal). Звонил он мне дважды в день и спрашивал: “Ты уже разморозила холодильник?” Потому что он знал, как все пытающиеся писать часто прибегают к уверткам, решив вдруг, что необходимо что-то сделать по хозяйству. У него я научилась избегать ненужных прилагательных. До сих пор, по мере возможности, я опускаю их. Хотя, если честно, это правило, подсмотренное Хэмом у русского Чехова, и кажется мне мужским и диким. Поэтому, если не получается иначе, я ввожу чудесные прилагательные контрабандой потом. Во всем остальном я подчиняюсь всем его правилам».
Марлен признавалась друзьям и даже мужьям, что ей очень не хватает Хемингуэя. Даже долгие годы спустя его самоубийства он оставался для нее живым и любимым. «Если бы была жизнь после смерти, он поговорил бы со мной теперь, может быть, этими длинными ночами… Но он потерян навсегда, и никакая печаль не может его вернуть. Гнев не исцеляет. Гнев на то, что он оставил меня одну, ни к чему не приводит. Во мне был гнев, но в этом ничего хорошего нет».
Марлен не простила ни себя за сватовство любимого непонятной и незнакомой Мери, ни его побега в небытие. О своей помощи в последней женитьбе Хэма она сама напишет с горечью: «Хочу рассказать о тех днях, когда он встретил Мери. Это было во время войны. Меня направили в Париж и поселили в шато, неподалеку от Парижа. Узнав, что Хемингуэй в Париже и живет в отеле “Ритц” (который предназначался для высшего командования), я поехала к нему. Он рассказал, что встретил “Венеру в карманном варианте” и хочет непременно ее заполучить, невзирая на то, что был отвергнут девушкой при первой же попытке. Я должна помочь ему и поговорить с ней. Невозможно объяснить, почему мужчину манит именно одна женщина, а не другая. Мери Вэлш была вполне заурядной, малопривлекательной особой. Теперь я понимаю, что оказала ему не очень-то хорошую услугу, но тогда выполнила то, что он хотел. Мери не любила его, я была в этом уверена, но ей терять было нечего. Вопреки желанию, я приступила к исполнению своей миссии – поговорила с ней. Она решительно сказала: “Я его не хочу”. Я пыталась склонить ее, говорила о достоинствах Хемингуэя, о той жизни, которая может быть рядом с ним. Я – полномочный посол – предлагала ей “руку и сердце”. Я даже рассказала про его любимый десерт “Неряху Джо”, который сведет ее с ума, хотя сама его ни разу так и не попробовала. Мы беседовали почти четыре часа. К полудню Мери несколько смягчилась. Обеденное время в отеле “Ритц” – это час, когда девушки более уступчивы. К ним относилась и Мери Вэлш, “Венера карманного размера”. Она сказала мне, что внимательно обдумала предложение. Когда наступил вечер, Мери появилась с сияющей улыбкой и сообщила, что принимает предложение Хемингуэя. Единственным свидетелем этого события была я. Никогда не видела я человека более счастливого. Казалось, сияющие лучи вылетали из его могучего тела, чтобы всех вокруг делать счастливыми. Вскоре я уехала на фронт и не встречала до конца войны ни его, ни Мери».
Любовь к Хемингуэю не была мимолетной привязанностью актрисы. Им просто не приходилось долго быть вместе в одном и том же городе. Или Эрнест был занят какой-нибудь девушкой, или Марлен не была свободна, когда был свободен он. А так как актриса всегда уважала права «другой женщины», как и писатель уважал права «другого мужчины», она разминулась с несколькими удивительными мужчинами, которые проплыли мимо нее, как проплывают мимо светящиеся ночные корабли. Именно так формулировала странные отношения Марлен Дитрих, пеняя и себе и Хэму за то, что они никак не могут прибиться к одной гавани.
Да и десерт, который актриса до смерти вспоминала и описывала в своих мемуарах, она принципиально не попробовала испечь или заказать ни разу в жизни, считая, что это сладкий символ ее несбывшейся любви, который другие с удовольствием ели не вилкой, а прямо руками, воруя сладость ее искреннего сердца…
Для теста
• 180 г сливочного масла + для смазывания
• 180 г сахарной пудры
• 3 яйца
• 180 г пшеничной муки
• 1 ч.л. с горкой разрыхлителя
• 50 мл молока
Для клубничной начинки
• 250 г клубники
• 1 ст.л. с горкой крахмала
• 150 мл воды
• 80 г сахара
Для крема
• 200 мл сливок 33 % жирности
• 50 г сахарной пудры
Для теста в миске взбить размягченное сливочное масло с сахарной пудрой, по одному ввести яйца, каждый раз хорошо взбивая. В масляную смесь добавить муку, разрыхлитель и молоко комнатной температуры (хотя можно и прямо из холодильника), как следует взбить, чтобы не было комочков.
Дно разъемной формы диаметром около 22 см застелить пергаментом, смазать пергамент сливочным маслом. Тесто разделить на 2 равные части и испечь коржи по очереди при 180 °C в течение 15–20 минут. Коржи остудить на решетке.
Для начинки спелую клубнику, очистить от плодоножек и нарезать средними кубиками. Крахмал развести 3 ст.л. холодной воды.
В сотейник выложить нарезанную клубнику, всыпать сахар и влить оставшуюся воду. (В американском варианте вместо воды добавляют 2–3 ст.л. сливочного масла, но так торт становится немного калорийнее.) Сотейник поместить на огонь, довести содержимое до кипения и при среднем кипении проварить 1 минуту. Затем в сотейник влить разведенный в воде крахмал, перемешать и почти сразу выключить огонь. Варить не нужно! Начинка должна быть холодная, поэтому следует ее хорошенько остудить.
Приготовить крем: холодные сливки взбить с сахарной пудрой до устойчивых пиков.
Осталось только собрать торт. Крем и начинку разделить пополам. На первый корж нанести половину начинки (она может стекать, это не страшно). Затем столовой ложкой выложить на клубнику взбитые сливки. Аккуратно накрыть первый корж вторым и повторить процедуру.
