Приготовить крем*. В воде в кастрюльке растворить сахар, довести до кипения. Как только сироп закипит, влить сливки и довести до кипения. Помешивая, всыпать из стаканчика отмеренные 5 столовых ложек (без горки) манной крупы. Довести до кипения и варить до загустения. В чуть теплую кашу добавить сливочное масло, ванилин и взбить миксером в пышный крем. Лимон разрезать, удалить косточки и прокрутить через мясорубку вместе с кожурой. Добавить прокрученный лимон в крем и взбить миксером все еще раз.
Разогреть духовку до 180 °C. Пергамент смазать сливочным маслом и раскатать на нем пласт из 1 куска теста. Вырезать по трафарету круг или прямоугольник. Выпекать коржи поочередно не более 6–7 минут. Остудить.
Начинаем собирать торт. Первый корж смазать кремом, накрыть его следующим коржом и обильно смазать ягодной пропиткой. Далее поместить еще один корж, на него – крем, затем корж с пропиткой, последний корж и крем.
Верх торта Окуневская украшала испекшимися и поломанными в крошку обрезками от коржей. Но можно по вкусу украсить торт орехами, или шоколадом, или и тем и другим. Вкусно будет в любом случае!
*Окуневская очень любила московские сливки в треугольных пакетиках, 10 % жирности. После лагерей она мечтала о манной каше на таких сливках, поэтому и придумала с ними крем.
Яблочный пирог «Черная роза»
Почему мы все так ждем любви? Почему грезим о ней? Наверное, потому, что яркие, пламенные мгновения подлинного счастья высокой и светлой любви могут перевесить все остальные спокойные годы жизни и даже поддержать на своих крыльях в дни испытаний и печали. Все цитируют Шекспира с его «нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Мне кажется, в России есть еще более красивая и трагическая история, о которой наверняка хоть краешком уха, но слышал каждый. Я имею в виду историю любви нашего прославленного поэта, драматурга и дипломата Александра Грибоедова и его юной супруги, его Ангела и его Черной Розы – Нины Чавчавадзе. Их счастье длилось всего несколько месяцев, но стало легендой и в нашей стране, и в Грузии и даже в Тегеране. Давайте вместе с вами прикоснемся к этому великому и святому огню вечной любви!
Отец Нины – тифлисский аристократ Сандро Чавчавадзе – и его русский тезка Александр Грибоедов дружили с молодости. Грибоедов даже учил крошечную Нино игре на фортепиано, хохоча над забавными проделками очаровательной малышки, которая приходила на его уроки с куклами в обнимку. Затем пути друзей разошлись на долгое десятилетие, и лишь в 33 года, в возрасте Христа, молодой дипломат и поэт Грибоедов вновь оказался в Тифлисе, где первым же его визитом стал приход в дом приятеля.
Здесь необходима небольшая ремарка о том, что к своему возрасту Грибоедов, вдоволь «накушавшись» столичных нравов и Москвы и Санкт-Петербурга, полностью разуверился в знатных красавицах, не без оснований полагая, что их ум – это, скорее, колкое остроумие, их чувства – стремление к выгодному браку, их восприятие мира – калейдоскоп ярких картинок, который изменчив и необъясним, точнее, объясним сиюминутностью, модой или голым расчетом, а их красота – плод трудов модисток и всевозможных дамских уловок вроде помад, румян и белил. Поэтому, когда Александр звонил в колокольчик двери тифлисского князя, он думал о чем угодно, но только не о том, что столкнется на пороге с юным кареглазым ангелом, чью осиную талию можно было охватить двумя ладонями, чьи персиковые щеки не знали иных притираний, кроме родниковой воды, а огромные ланьи глаза сияли такой чистотой и проницательностью, что столичный циник просто оцепенел.
Грибоедова пригласили к чаю и усадили за стол напротив юной красавицы.
– Угощайся, друг мой Александр! Это «Черная роза» – пирог из яблок нашего сада. Нина сама его испекла.
У Грибоедова двоилось в глазах. Темные лепестки пышного пирога благоухали ванилью и корицей, но еще острее он чувствовал свежий яблочный аромат самой Нины, сидевшей на расстоянии вытянутой руки от него.
– Нина! Я могу с вами поговорить?! – внезапно воскликнул дипломат и сломя голову выбежал из столовой в кабинет отца Нины. Девушка послушно последовала за ним. «Мы вошли в комнату, щеки у меня разгорелись… Не помню, что начал ей говорить, и все живее, живее. Она заплакала, засмеялась, и я поцеловал ее…» – напишет спустя два дня Грибоедов в письме к своему другу.
Подготовка к свадьбе и само венчание состоялись скоропалительно. О свадьбе первой тифлисской красавицы и московского дипломата говорил весь город. Но медлить было нельзя. Через месяц Грибоедову было предписано вернуться в Персию, где обстановка становилась слишком напряженной.
Нина, не верящая в приметы, мечтающая о долгом и безграничном счастье с человеком, которого она боготворила с детства, а полюбила с первого взрослого осознанного взгляда и поцелуя, лишь рассмеялась, когда в церкви на венчании Грибоедов уронил свое обручальное кольцо и вздох суеверных прихожан пронесся под сводами храма Сиони: «К несчастью, к несчастью…»
– Не верь ничему, любимый! Твои стихи и моя любовь переживут столетия! – сказала мужу юная супруга. Ее слова тоже оказались пророческими.
Сказочный медовый месяц молодожены провели в родовом имении князя в Цинандали. Буквально в первую же брачную ночь случилось и великое чудо зачатия новой жизни. «Ангел мой, Роза моя черная, – повторял счастливый Грибоедов, – я знаю, что под твоим сердечком уже теплится жизнь моего сына, уже бьется его благородное сердце. Сохрани себя и его во имя всего святого!». Дипломат всячески отговаривал Нину от поездки в Тегеран.
– Нет, – твердо ответила девушка, – отныне где ты, там и я!
Грибоедов вынужден был согласиться. Единственное послабление, которое он выторговал у преданной жены, – ее согласие поселиться вдали от столичной русской миссии, чтобы не подвергать себя лишней опасности. Обстановка в Персии была накалена до предела, но от русских дипломатов император требовал жестко стоять на своих позициях и не уступать ни в чем. Буквально через неделю после прибытия Грибоедова в Тегеран вспыхнул бунт, восставшие ворвались в русскую миссию и уничтожили, вырезали всех ее сотрудников. Грибоедов с саблей наголо сражался до последнего вздоха. Но силы были неравны, и почуявшая запах крови толпа, изуродовав тело Грибоедова, изрубив его ятаганами, дико и победно вопя, еще неделю таскала на веревке останки поэта по всему Тегерану.
Друзья Грибоедова, беспокоясь о здоровье Нины, которая действительно ждала ребенка, скрывали от нее правду о гибели мужа. Они всячески убеждали ее уехать в Тифлис, объясняя, что Александр в плену, тяжело болен и присутствие Нины может спровоцировать бунтовщиков на самые крайние меры. Нина была вынуждена уступить.
Трясясь в ползущем по горам обозном поезде, Нина случайно подслушала беседу жен других дипломатов о том, что в поезде едет не только Нино, но и истерзанные останки ее супруга, и таким образом узнала страшную правду. Эта новость вызвала трагические преждевременные роды. Нина успела окрестить младенца, который прожил всего час, Александром, и с той самой минуты уже более никогда не снимала траурных одеяний. Имя Ангел, которым называли ее в Тифлисе, прочно заменило имя Черная роза.
