– Да-да, конечно, – обещает он.
– Боже, эта ночь длиннее, чем в карцере… Вы в карцере долго сидели? – И вдруг она меняет тему: – А Амёла и не похожа на мать, не правда ли?
– Да-да, – соглашается Тота. – Ты более похожа. Это факт.
– Хотя в милиции нам сказали, что мы похожи, как две сестры.
– В какой милиции? – удивился Тота.
– В Енисейске. Там всего одна захолустная гостиница, – вспоминает Дада. – И вот в эту дыру прибывает эта мадам! С такими чемоданами. Вся в парфюме. С прислугой. И говорит: «Где портье?» Ей, бедняжке, чемодан занести в номер надо. Вы представляете, Тота, я тогда и не знала, с ней ведь консул посольства Швейцарии был. Так он и потащил её огромный сундук на второй этаж.
– Так сундук или чемодан? – поддевает Тота.
– Какая разница? В эту сибирскую глушь – весь гардероб! – Дада встала. Подбоченилась. Продолжила: – Я как увидела её, сразу поняла, что эта мымра к вам примчалась.
– А как ты это определила?
– Ой, Тотик, а к кому же в это болото поедут?.. Твои кудри каштановые всех сводили с ума.
– Как видишь, теперь не каштановые, седые.
– Ещё краше… Вот она и примчалась, как будто меня не было и нет.
– Но ты на посту, – съязвил Тота.
– А как же, мать двоих детей!
– Твоя сестра. Оказывается.
– Вот я об этом… В общем, утром является эта мадам в ресторан на завтрак. Шведский стол. Ну, как в Сибири. Мне нормально. А она – что это такое? Где же местные, натуральные продукты – рыба из Енисея, грибочки, ягоды? Тут всё – китайский пластмасс.
– Может, она и права?
– Что права? Я ей и сказала – ешь, что Бог дал, и не выпендривайся.
– А она что?
– А она наглая. Вдруг послала меня. Мол, не твое дело.
– Тут тебя понесло, чуть стулом не пришибла.
– А вы откуда знаете?
– Местные чеченцы рассказывали.
– Да, хорошие ребята. Я, как в Енисейск прибыла, сразу их подтянула. Они-то меня из ментовки после той драки и вытащили.
– А Амёлу?
– А перед Амёлой эти менты ещё и извинились… Кстати, я это вспомнила потому, что, когда нас из гостиницы забрали, мы ведь там всю посуду побили, один мент-криминалист сказал: «А вы как две сестры, похожи».
– И ты её чуть не убила!
– Не велика потеря… Кстати, потом я её спасла.
– Это как?
– Представляете, эта мадам вышла на следующую ночь на балкон, покурить. Дверь не закрыла. А тут мошкара… Ночью в гостинице крик. Там всего с десяток номеров. Мой рядом… Слышу, скорую не могут вызвать – водитель пьян. Я зашла к ней в номер. Смотрю, лежит, вся опухшая. Я поняла, что это малярийная аллергия. Могла задохнуться. Я в аптеку. А какая аптека в тайге. Позвонила землякам. Они аптекаря подняли. Я ей в одно место простой парацетамол с димедролом всадила. Утром пришла в ресторан как огурчик и мне сквозь зубы: «Мерси»… Правда, вас она вытащила… Я-то улетела, она осталась… С вами.
– Я её не видел… Мне надо ехать на кладбище. Чурт должны подвезти.
В обед Тота вернулся домой, а Дада всё также сидит, плачет.
– Что, не дозвонилась? – Она кивает. – А что плачешь?
– Две недели… Всего две недели…
– Что значит – две недели?
– Две недели назад моя мама умерла.
– Елизавета?
– Да. Её настоящее имя Катя. Екатерина Крюгер. Только после её смерти Амёла стала разбирать её дела и всё узнала… Как она меня искала! Сколько запросов сделала! – Тут Дада снова горько зарыдала. – А знаете, как меня зовут? Седа! Звезда! Я – Самбиева Седа Лёмаевна.
– Седа? – удивился Тота.
– А Амёла Ибмас знаете что? Читаешь задом наперед – Самби Лёма. Наш отец. Мой дада… Я рассказала Амёле, как нашего отца на моих глазах убили.
– А Амёла где родилась?
– Когда наша мама переходила границу, она была беременна. А я с отцом осталась в СССР. Нас не выпустили.
– Ладно, ладно, успокойся.
– Я вам главное не сказала. Через два-три дня Амёла вылетает в Тбилиси. К нам придёт проводник, до Шатили доведет. А там, в Шатили, уже на вертолете Амёла будет нас ждать.
– И вы это всё по телефону обсуждали? – рассердился Тота.
– Да… Нет. Нет. Амёла ведь умная девочка. Она так, полунамёками… А вообще-то она сказала, что всё уже под контролем.
– Да? – удивился Тота. – Впрочем, Россия в руках ворюг, а их деньги в швейцарском банке.
– Конечно! Да как она вас вытащила! – Дада уже не плачет, а даже смеется. – И знаете, нет-нет, а спросит – как Тота? Я с вами до сих пор на вы, а она тыкает. – Тут Дада стала серьёзной, но ненадолго. – Знаете, как она с Маликой быстро разговорилась.
– Так сколько вы разговаривали? У тебя столько было денег?
– Конечно нет! – смеется Дада. – Этот аппарат каждую секунду по монете глотает. Дважды меняла. Всё! А Амёла вдруг говорит. Я дома. Вы запомнили все её телефоны… Так вот. Она говорит, Дада, я через полчаса буду в банке, просто набери и сбрось. Жди в переговорном.
Дада от восторга хлопнула в ладоши.
– Диспетчер говорит – Болотаева Дада, она же Самбиева Седа кто? Первая кабина… Больше часа говорили. Я так её люблю. Так хочу увидеть.
– А о чём вы целый час говорили?
– Ой, о чём только не говорили! Как минута… А оператор подошла и говорит, что всего три аппарата. Очередь. А Амёла, оказывается, как-то включила спецсвязь. – Дада засмеялась. – Представляешь, я о детях забыла. Дверь кабины закрыла, а они убежали на улицу играть.
Тота слушает, молчит, а она продолжает:
– Я вышла из кабины. На меня вся очередь смотрит: злые, недовольные. А я говорю: «Простите, люди добрые. Сегодня родную сестру нашла, впервые с ней разговаривала». Весь зал стал мне аплодировать, поздравлять!
Знаете, Тота, – продолжает Дада. – Переговорный пункт на углу Мира и Розы Люксембург. Я шла оттуда. Может, и погода такая. И мать не увидела. Но настроение у меня было сказочное. Я этих руин уже не видела… Знаете почему?
– Почему?
– Потому что мы с сестрой говорили о наших детях. Амёла сказала, что в Швейцарии лучшее школьное образование.
– Говорят, – подтвердил Тота.
– Так вот, Малика пойдёт в музыкальную школу. А Батака, как и ты, будет танцором!
– Ой, только не это, – возмутился Тота.
– А почему нет? – удивилась Дада.
Они стали спорить, словно они уже находятся в Швейцарии, как вдруг Дада вспомнила:
– Маме чурт поставили?
