И Тота понимает, что его изначально унизили и оскорбили не в спортзале, а Мафиозо в комнате общежития. Более в этой комнате жить Тота не захотел. В тот же вечер он стал искать себе в аренду жилье и временно поселился в гостинице, где всё очень дорого. Он стал избегать встреч с земляками из Финакадемии. Однако он понимал, что, даже не видя их, он отныне сам с собой жить в ладу не сможет. По ночам не спалось, мучили мысли, как заставить Мафиозо извиниться, а это возможно лишь физической победой, а на это сил и решимости нет.
Вот так обернулась жизнь. Катастрофа в стране, кризис в душе, пустые карманы. И тут неожиданно Болотаев встречает своего научного руководителя Никифорова.
– На кафедре плохо, – сообщает он. – Инфляция всё обесценила, прежде всего науку. Преподаватели увольняются. А ты, раз уж вернулся и кандидат наук, давай к нам старшим научным сотрудником. А там доцент, докторантура, глядишь, и жизнь наладится, не всегда же будет так плохо.
– А как на такую зарплату жить, Николай Васильевич? – всё-таки поинтересовался Тота.
– Ну, как все. Как-то будешь крутиться… Зато ты получишь бесплатно отличную комнату, уже в преподавательском общежитии. Встанешь в очередь на жилье, когда-нибудь да получишь. А сейчас – постоянная московская прописка, а это уже немало.
Вот так, словно по волшебству, жизнь Болотаева в один день наладилась. И он понял, что его уровень, по его мнению, гораздо выше, чем уровень какого-то Мафиозо и иже с ним, и поэтому он уже почти позабыл о своем позоре, как однажды вечером, после прочитанных лекций, Болотаев выходил из корпуса: настроение отличное, скоро Новый год, идет пушистый снег и прямо у входа, с вызывающим нахальством загнав свою шикарную машину на тротуар, в приоткрытое окно покуривает Мафиозо, в салоне звучит модная «Ламбада».
– О! Балерон, салам алейкум, – он даже из машины не вышел. – А ты резко в гору пошёл.
Болотаев пригнулся, глянул в салон и на чеченском сказал:
– Если бы не эти, – две девушки курили на заднем сиденье, – я бы тебе показал, кто балерон, – и уже на русском бросил: – Козёл!
– Что?! – заорал Мафиозо, выскакивая из машины. – А ну повтори! – яростно прошипел он.
– Так ты ещё и выпивший за рулем? – под натиском крупного соперника стройный Болотаев, пытаясь сохранить равновесие и спокойствие, всё же отступал и неожиданно, зацепившись за кусты, упал, получил удар ногой, и в это мгновение, словно током в скулу, он осознал, что никогда более не встанет, а тем более не будет танцевать, если и сейчас его вываляют в земле, тем более уже в статусе преподавателя… А если узнает мать?!
Это была не драка, а вихрь танца против полупьяной борьбы. Буквально через несколько секунд, отряхиваясь, Болотаев уже уходил, чуточку задыхаясь, но, даже не оборачиваясь, и он не знал, что поверженный Мафиозо бросился к машине, достал пистолет и кинулся ему вслед, но поскользнулся, падая, выронил пистолет и тот улетел куда-то в кусты.
Позабыв о Болотаеве, Мафиозо в потемках стал искать оружие, а в это время, оказывается, уже примчалась милиция, которую, нажав «тревожную кнопку», вызвал охранник корпуса академии. Они-то и застали Мафиозо с пистолетом в руках.
Через пару дней там же у корпуса Болотаева окликнул незнакомый чеченец:
– Я старший брат Майрбека.
– Какого Майрбека?
– Ну, тут его Мафиозо зовут.
– А-а, понял. – Болотаев осмотрел земляка, по одежде видно, что человек очень бедный. – Если бы ты был его братом, то одевался бы и жил, как он, в роскоши. Но этого отнюдь не видно. Поэтому зря ты приехал, он нигде не пропадет, но и пользы от него никому не будет.
– Он арестован.
– Знаю. Чем могу – помогу, но он этого не стоит.
– Нужна положительная характеристика из академии, ты – единственный преподаватель-чеченец здесь. Помоги.
– Сделаю, – пообещал Тота и только попрощался с братом Мафиозо, как увидел своих старых соседей-иностранцев по общежитию.
– О! Дорогой Тотик! – обнимаются по-братски и, отведя Болотаева в сторону, говорят: – Мафиозо – в тюрьме. Гад был и сволочь, туда ему и дорога.
– Но-но-но! – возмутился слегка Болотаев.
– Да-да, – согласились быстро африканцы. – Теперь ты наша крыша. Мы так рады.
– Какая «крыша»? – удивился Тота.
– Без «крыши» нам нельзя.
– Хорошо, – всё понял Болотаев, – об этом после поговорим. А сейчас скажите, чемодан Иноземцевой выкинули?
– Конечно нет! Так от неё письмо пришло, мы в Грозный пару недель назад переслали. Мы не вскрывали.
…Это была ошеломляющая новость. Надо было срочно звонить матери. Он пошёл обратно на кафедру, соображая, что сочинить, ведь о Даде прямо не спросишь, а может, и так случится, что мать и не упомянет о письме вообще и даже выкинет, не прочитав, а тут на его столе записка: «Звонила мама. Просила срочно позвонить в театр».
– Тота, – голос у матери приглушенный, – пришло письмо от Иноземцевой. Прости, я распечатала. Прочитать?
Болотаев что-то пробурчал.
– Слушай. Дословно. «Здравствуйте, уважаемый Тота! Я вновь осуждена. Теперь по делу. Надолго. Если вы ещё не избавились от чемодана Отца, то теперь выкиньте. Спасибо за всё. Простите. Прощайте. Д. Иноземцева».
– И всё?
– Всё. И обратного адреса нет. – Тота слышит тяжелое дыхание матери. – Слушай, сынок. Всю ночь не спала. А где этот чемодан? Она «Отца» написала с большой буквы… Это мольба. Она одинока. Я ведь тоже детдомовская… Даже не знаю. Каждую ночь плохие вижу сны. Береги себя. Береги! Сохрани Бог тебя от плохих людей!
* * *
Если бы Тота Болотаев хотя бы час просидел в тюрьме до получения письма от Иноземцевой, то он бы не мешкая занялся бы её поиском.
Однако масса дел и ещё мысль: зачем ему эта бездомная и безродная Дада с её проблемами и такой судьбой? К тому же порой Болотаеву казалось, что судьба Иноземцевой, как заразная болезнь, может и ему передаться. Ведь в чём-то он с ней схож, если бы не мать, то он тоже почти что одинок. По крайней мере, родных братьев и сестёр у него нет.
А тут мать во время очередных телефонных переговоров вдруг спросила об Иноземцевой, и тогда Тота сделал официальный запрос в Министерство внутренних дел и получил ответ, что «Иноземцева Дада (без отчества), национальность – чеченка, уроженка г. Ухта Коми АССР, дата рождения – 30 июня 1965 года, осуждена по статье 105 УК СССР, часть 2, пункт «а» сроком на 12,5 лет. В настоящее время отбывает наказание в ИК-2 Кировской области, г. Котлас, район Лесхоза».
Тота был потрясен, но ещё более сильное потрясение получил он после консультации с юристом. Оказывается, пункт «а» этой статьи считается самым тяжелым – «убийство из ненависти». Позже, уже знакомясь с уголовным делом Иноземцевой, Болотаев выяснил, что осужденная сама настояла именно на этом пункте данной статьи, хотя это обстоятельство отягчает её участь и добавляет как минимум 3–4 года строгого режима.
