– Болотаев, – обратился к нему очень пожилой, с виду религиозный деятель, – республика на особом положении. Осада. Комендантский час и режим ЧП, а у вас танцы, пляски, ёлка, Дед Мороз. Может, вы ещё и Снегурочку из Москвы пригласите?
Этот вопрос застал Тоту врасплох.
– А деньги откуда? Кто вас финансирует, если мы не даем?
– У меня были кое-какие сбережения, – тихо сказал Болотаев.
– Брехня! – крик из зала.
– Диверсант.
– Кремль, Запад и евреи его подослали, спонсируют!
Болотаев такого не ожидал. Даже не знал, что сказать, а его спрашивают:
– Разве вы не знаете, что по нашей религии плясать, петь, играть – словом, устраивать цирк и клоунаду – запрещено?
– Э-э, – замялся Тота. – Чеченцы, кажется, всегда и пели, и танцевали. Вы ведь знаете – илли, узам, эшар, ловзар.
– Молчать! Это язычество.
– А комната для молитв есть в театре?
– Там даже женщины без платка ходят. И по вечерам женщины с мужчинами танцуют, песни поют.
– Мы репетируем, – нашелся Тота. – Готовим концерт.
– А ты – художественный руководитель? Танцевать учишь? Лучше бы ты их молиться научил и сам молился.
– Иди, Болотаев, – был вердикт. – Никаких танцев и песен… О душе надо думать. К смерти готовиться. И вообще, займись достойным мужским делом, а пляски и песни – удел никчемных людей.
Когда Тота возвратился в театр, первой его встретила мать, с тревогой спросила:
– Что там было? У тебя расстроенный вид.
– Ничего, – сердито ответил сын. – Никто мне не запретит здесь, у себя дома, танцевать лезгинку.
– Может, ты уедешь? – тихо промолвила мать.
– Нет! – твердо выдал сын, а затем слегка улыбнулся. – Помнишь, что сказал Эсамбаев? Я буду танцевать! Мы будем танцевать!
В тот же день, точнее уже вечером, во время репетиции к нему прямо в зал в грязной обуви явился обросший вооруженный молодой человек и наглым тоном спросил:
– Ты Болотаев Тота? Получи. – Он протянул Тоте бумагу.
– Что это такое? – Тота рассматривал повестку.
– Повестка в шариатский суд.
– Какой суд? – удивился Тота.
– Придешь – узнаешь.
– Никуда я не пойду, – Тота демонстративно разорвал бумажку и, указывая на дверь, – освободите помещение. Это театр! Храм культуры и народа! А вы в таком виде, при оружии.
– Тота, перестань! Ты их не знаешь. – Артисты попытались образумить своего руководителя.
– Что значит «перестать», – возмущался Болотаев. – Ведь в мечеть, если он туда ходит, в таком виде его не пустят.
– Ну вы, безбожники, – усмехнулся пришедший. – Этот развратник с мечетью сравнили. – Он с презрением, смачно и вызывающе плюнул.
– Как ты смеешь?! – вскрикнул Болотаев и кинулся было на гостя, но его уже схватили. Успокаивали.
После репетиции, по местным порядкам, время было уже очень позднее и опасное, коллеги предложили проводить Тоту до дома, учитывая, что ещё есть комендантский час. На что Болотаев попытался усмехнуться, но встревоженность была, ибо он вспомнил, что пару лет назад и не за такое его прилично поколотили.
Однако теперь он руководитель и не имеет права бояться, поэтому громко заявил:
– Если мы – люди искусства – прогнемся, то мракобесы здесь окончательно восторжествуют! Никого и ничего не бойтесь: это наша Родина, наш театр, наш танец и мы будем танцевать!
С этими словами он покинул здание театра. Прямо перед ним окна их квартиры и даже свет керосинки виден. Но чтобы войти во двор, надо с проспекта Революции завернуть на улицу Мира и там арка, где его ждали… Нещадно стали бить. Мать спасла. Она нутром почуяла неладное, пошла навстречу сыну и застала эту картину. С криком и проклятиями, как волчица, она бросилась на эти мрачные тени…
Очнулся Тота в больнице. Перед ним в беззвучном режиме включен телевизор. На экране, внизу, бежит текстовая строка, в эфире – новости, а в стороне он их не видит, но слышит голос матери:
– Доктор, когда он придет в себя?
– Не знаю, не знаю. Сотрясение мозга.
В этот момент показывали, что президент России амнистировал мятежников и из тюрьмы выпустили бывшего председателя парламента России Хасбулатова под домашний арест.
«Вот она – причина!» – после сотрясения всё стал понимать Болотаев. Как только чеченца Хасбулатова посадили в тюрьму, у всех чеченцев в России дела стали плохи. У него всё отняли и попросили убраться поскорее из Москвы.
«И что удивительно, – продолжает думать Тота, – его ректор попросил не появляться в столице до Нового года, словно знал, что к этому времени всё, как говорится в России, устаканится». Так оно и есть, Хасбулатова освободили, и мать Болотаева более не желала в Чечне оставлять. Прямо из больницы вывезла Тоту в Минводы, посадила на поезд до Москвы (самолет пока противопоказан, хотя Тота чувствует себя нормально). Вот и получилось так, что новогоднюю ночь он встречал в пути и, благо что состав почти пустой, один в купе.
1 января 1994 года утром Тота прибыл на Казанский вокзал. Даже на вокзале людей совсем мало, а город вообще пустой. Холодно. Ветер. Колючий снег.
Вроде и провел Тота в столице немало лет, и знакомых и их телефонов и адресов аж два блокнота, а податься, оказывается, некуда. Будто прибыл в первый раз в незнакомый город.
Как обещал матери, по прибытии Тота первым делом стал искать переговорный пункт, чтобы позвонить в Грозный. Оказывается, в связи с праздником функционирует только центральный телеграф на Тверской.
Как назло, ни домашний, ни театральный номера не набираются. В Грозном к этому привыкли – перебои во всем.
Весь день Тота бродил по Тверской, через час-полтора повторяя заказ; уже очень устал и промерз до костей, но услышать мать очень хотел и услышал. Он думал, что её успокоит, но, как всегда, она его успокаивала, сообщила неожиданную новость:
– Тота, вчера принесли телеграмму от ректора. Поздравляет и просит срочно ему позвонить.
– Тота, срочно приезжай. – По голосу бывшего ректора Тота понял, что веселье в разгаре.
– А я в Москве. Сегодня прибыл.
– А номер телефона? Где остановился?
– Пока нигде.
В трубке тишина. Долгая пауза, покашливание, и после этого уже совсем изменившимся, серьезным тоном бывший ректор сказал:
– Немедленно приезжай ко мне.
Когда Тота прибыл к шефу, празднование Нового года продолжилось.
– Тота! – поднял рюмку бывший ректор. – Мы проиграли бой, но не сражение!.. Сегодня ночуешь здесь. А завтра всё решим.
