– Я там никогда не был, – оправдывается Тота, – да и не знаю, что такое хлопок… Словом, я не подхожу, не способен.
– О чём вы говорите?! – возмутился Бердукидзе. – Уволиться может любой, но не вы. О вас почти каждый день справляется Голубев, а у него справляются о вас звонки из Цюриха.
– Вот это да, – удивился Тота. – А может, я позабочусь, чтобы звонков из Цюриха не было.
– Как хотите, – развел руками заместитель генерального директора и, словно в унисон с мыслями самого Болотаева, с удивлением произнес: – А эта мадам из Цюриха очень нахрапистая, очень. Я таких в Европе и даже здесь не встречал… Вцепится, как бульдог. – Он встал, выпроваживая посетителя. – Надеюсь, вы избавите нас от этого пресса.
У Тоты и так проблем хватает. Достаточно и того, что в Чечне творится: уже открыто и руководство России, и правители в Чечне к войне призывают, друг друга провоцируют, обстановку нагнетают, и любому понятно, что Чечня – это даже не моська, а Россия образца 1994 года – это не добродушный слон из известной басни: этот слон растопчет, хочет растоптать, чтобы даже «мокрого» места не осталось.
Эта напряженность так или иначе давит на психику почти всех чеченцев, а в случае с Болотаевым эта ситуация совсем обостренная, ибо в Грозном одинокая и, что скрывать, как и многие творческие люди, весьма строптивая и своенравная мать, которая не хочет оттуда выезжать, а теперь, уже по вине самого Тоты, там ещё и Дада Иноземцева, и что ужаснее всего – беременная. Словом, случись что, а точнее, вдруг война – единственное оружие, которое, возможно, может помочь и спасти, – это деньги, а они напрочь отсутствуют. И Тота понимает, что он – зрелый здоровый мужчина, как теперь модно говорить, с двумя высшими образованиями, не может обеспечить даже самого себя. А тут не хватало этой напасти вызволять от банкротства какой-то комбинат, искать левый хлопок. Нет! Болотаеву надо найти эту сумасбродную банкиршу Ибмас и послать её навсегда и подальше… В принципе, это констатация того факта, что вход в некий клуб, у кого есть триста тысяч долларов, для него недосягаем.
И, пока Тота пытался выйти на связь с Ибмас, она сама неожиданно объявилась – позвонила на кафедру. Оказывается, она снова в Москве, снова остановилась в «Метрополе», куда срочно вызвала Болотаева.
Странное дело, столько лет Тота прожил в Москве и много-много раз бывал в самом центре, но почему-то до знакомства с Ибмас даже близко не подходил к этому серому, мрачному зданию «Метрополя», где швейцары точно знают, что у тебя в кармане пусто, смотрят на таких, как ты, с презрением и подозрением: мол, как сюда занесло? Вновь Ибмас вызвала.
От этой роскошно-вычурной атмосферы фешенебельной гостиницы Тота страдает. А в этот день так получилось, что он пришёл сюда пораньше, зная, что это последняя встреча и, конечно, по правде говоря, ему Амёла Ибмас очень симпатична, но не по зубам… «Впрочем, легко заниматься самобичеванием» – так думает Тота, потому что это не просто чёрная полоса в его жизни, это чёрная полоса в жизни всего чеченского народа.
С такими объективно-горестными мыслями Тота стоял на углу «Метрополя», как прямо перед ним вырос его давний товарищ по «ресторанным» гастролям, замечательный музыкант Остап.
– Тота, сколько лет, сколько зим?! – Они крепко обнялись. – Ну, ты где, как, Тота?
– Да так, – уклончиво отвечал Болотаев. – А ты как?
– Тоже не ахти. Теперь вот здесь.
– «Метрополь»? Круто!
– Какой там. Эти нувориши жадные, тупые, а искусство вообще не понимают. – Докурив сигарету, музыкант пошёл в гостиницу. Чуть погодя, в назначенное время, и Болотаев вошёл в холл «Метрополя».
На сей раз к нему подошёл официант и предупредил:
– Мадам Ибмас просила вас чуточку подождать. У неё переговоры… Вам кофе, чай или что-то ещё?
– Спасибо. Ничего не надо, – почему-то Тота был очень раздражен.
Он мечтал сказать два слова Амёле и уйти.
Эта банкирша по-прежнему обращается с ним как с бедным и несчастным родственником-неудачником.
Как бы в знак протеста, Болотаев по-барски вальяжно расселся на широком диване. В это время появился Остап:
– Тота, беда… Наш ударник, видно, снова ушёл в запой.
Болотаев «собрал» конечности. Кивком предложил товарищу сесть рядом.
– Вчера гуляли, – в это время продолжал Остап. – У подруги днюха была… Голова гудит… Слушай, Тота, угости пивком.
Эта просьба как удар под дых. Он пришёл сюда, чтобы попрощаться с Ибмас, и денег всего – на метро до общаги. А музыкант о своем:
– Всё-таки правильно ты, Тота, сделал, что бросил наше гиблое дело – шутовство за гроши.
– Ну, кто-то ведь делает бабки на концертах, и не хилые, – возразил Болотаев, чтобы увести разговор.
– Да это единицы и то по блату или через диван. Сам знаешь – время прохиндеев и наглецов. Даже нот не знают, слуха и голоса нет, а сплошь народные и заслуженные… Впрочем, плевать на них. Башка болит. Угостишь пивком? Как-никак в таком заведении стал общаться. Молодец!
Что мог сказать Болотаев? И вдруг его осенило:
– Человек! – негромко, но повелительно окликнул он официанта. – Молодой человек, давеча вы мне предложили кофе, чай или ещё что-то. Что подразумевалось под этим «что-то»?
– Всё, что в нашем меню.
– А за чей счет?
– За счет принимающей стороны.
– Хм! – усмехнулся Болотаев. – Тогда будьте любезны, нам два двойных виски и кофе… Пойдет? – это уже к коллеге.
– Отлично, брат!
Эти небольшие порции они быстро оприходовали, а затем музыкант попросил:
– Может, повторим?
После второй уже Тота командовал:
– Бог любит троицу, – после чего старый товарищ сказал:
– Вот ты мужик, Тота… Сам Бог тебя сегодня послал, а то голова раскалывалась. Спасибо тебе. Пойду работать.
А Тота осмотрелся и не то чтобы отрезвел, он-то и не опьянел, но спустился, как говорится, на землю – на халяву пить, тем более за счет женщины-иностранки.
– Официант! – позвал он и перешёл на шепот: – Слушай, брат, выручи. Вот часы в залог – завтра деньги принесу.
– Ну зачем? Всё оплатят.
– Нет, – категоричен Тота. – Поймите и помогите. Прошу вас.
– Понял, – улыбнулся официант. – Только часы возьмите. Здесь всё на доверии.
Болотаев с трудом выдавил улыбку:
– Что, часы старенькие? Не стоят? – уже резкость в тоне.
– Да нет, что вы?! Хорошо, – согласился официант. – Просто у нас это не практикуется.
– Спасибо. – Болотаев почти силой заставил официанта забрать часы.
После такого количества возбуждающих напитков он почувствовал себя уверенным. Вновь по-барски расположившись в кресле, он уже с некоторым презрением смотрел на этих нуворишей, которые изредка появлялись в фойе.