Основная производственная мощность сосредоточена на огромной мужской зоне. Рядом, огороженная лишь забором, – небольшая женская колония, а все вместе это называется «Усть-Каменогорский горно-обогатительный комбинат», при котором масса служб и производств, в том числе и моя лаборатория, которая расположена как бы вне территории зоны, и понятное дело, что мне гораздо приятнее десять часов отрабатывать в лаборатории, чем возвращаться в зону.
Даже при такой блатной жизни я очень сильно похудела, изменилась. Был такой момент, когда я себя в зеркале не смогла узнать и после не могла смотреть в зеркало… С ужасом я вспоминаю это время. Однако и среди этой серости были моменты, которые не просто врезались в память, а отразились на моей дальнейшей судьбе.
Первое – неожиданно получила письмо от старшей сестры Вики. Если честно, то со временем я её в душе за все простила и даже скучала по ней. Правда, никаких попыток найти её я не предпринимала. Я любила и одновременно боялась её. И вот такое послание: «Здравствуй, дорогая сестра, мой Цыпленок…» В бешенстве я скомкала письмо и швырнула в топку. Потом пожалела. Но поздно. Стало страшно – как она меня нашла и что теперь от меня хочет? Ведь недаром с ходу назвала не по имени, а кликуху…
А второе случилось почти что в те же дни, чуть позже. Дело в том, что я слышала про жуткие события, которые надзиратели устраивали на зонах между зэками и женщинами, заключенными по политическим мотивам.
Однако эти оргии и беспредел бывали в сталинские времена, а в последнее время с этим вроде бы было строго. Да вот на зоне появился слух… Дело в том, что неподалеку в горе уже много лет пробивали железнодорожный туннель, но не могли – обвалы, скальные породы, грунтовые воды и прочее. И вот руководство пообещало, что если ко Дню Победы проход будет пробит – на сутки женская зона открыта.
Кстати, в прокладке туннеля были задействованы и заключенные женщины, которые пахали с неменьшим энтузиазмом… но это так, к слову… Я не верила в возможность такой вакханалии, а это случилось. И почему-то, как на праздник или при возникновении ЧП, стали бить в рельсы, протяжный гудок. А я, как обычно, с раннего утра в лаборатории и вдруг замечаю, что наши вольнонаемные мужчины на работу не вышли. Их предупредили. Всех предупредили, но от этого не легче.
Этот неистовый, несмолкаемый свист, этот гул, стук и гвалт навеивали ужас. Я была в панике. На грани срыва. И всё же догадалась побежать в медсанчасть, там было много женщин.
Медсанчасть находилась на пригорке, и мы видели, как словно голодные крысы, ринулись зэки в женскую зону. Ещё теплилась надежда, что медсанчасть, как и лаборатория, находятся в сторонней, огороженной территории и сюда никто не проникнет. Наоборот, в поисках спирта туда ринулась часть зэков. Я и ещё две женщины забаррикадировались в небольшом чуланчике, где собиралось всякое барахло.
Послышался грубый крик, звон разбитых стекол, визг женщин, плач. И до нас бы добрались, и я уже кусала свои руки, чтобы заглушить рыдания, как я услышала его голос:
– А ну пошли отсюда! Все прочь! – и следом хлесткий мат. – Мне нужен доктор! Врач! Я сказал, вон отсюда!
Я ещё сомневалась – он или не он? Голос Самбиева – своеобразный, густой, низкий баритон с хрипотцой. А тут он вдруг стал что-то говорить по-чеченски.
– Самбиев! – вырвался у меня крик. – Лёма! Лёма!
Здесь Елизавета задумалась, улыбнулась и спросила у Болотаева:
– Лёма – это по-чеченски лев?
– Лев – лом, – ответил Тота.
– Да, – кивнула Елизавета. Некоторое время она ещё пребывала в некоей приятной задумчивости, а потом с нескрываемым удовольствием продолжила свой рассказ: – Кстати, пару лет назад мне дочка сделала подарок. Группа пенсионеров ехала в Африку, на сафари. Так там в саванне как-то посреди ночи послышался такой свирепый рёв, что нам всем стало страшно. Нас успокоили, сказали, что это лев! Такой рёв!.. Вот также тогда в медсанчасти зоны и Лёма Самбиев кричал… Оказывается, когда заключенным мужикам дали волю на женскую колонию, началась такая чехарда, такое завихрение необузданных желаний и страстей, что эта масса превратилась в «кучу мала» и этим хаосом кто-то воспользовался. Самому авторитетному зэку – чеченцу – в спину вонзили заточку. С этим раненым земляком и появился Самбиев в нашей медсанчасти.
Конечно, судьба нас измотала. Если бы не этот своеобразный тембр и если бы он не заговорил по-чеченски – голос, который я помнила с детства, – я бы его не узнала, так он изменился, вырос, возмужал, огрубел. Только цвет глаз остался такой же – светло-голубой, но взгляд уже не прежний мягкий и добрый, а злой, острый, настороженный. Меня он сразу не узнал. Дважды мне пришлось назвать свое имя: «Лиза я, Лиза Крюгер». Как он меня обнял, точнее, схватил, выхватил из этого мрачно-серого бытия и унес в вечность!
Знаете, молодой человек, – Елизавета вытерла платком увлажнившиеся глаза, – мы тогда горбатились на шахте, да и я проходила спецкурс горного инженера. Поэтому, применяя научный подход, приведу характерный пример.
Если из одной тонны горной руды получают семь-девять граммов золота, то это считается богатством. Мне скоро шестьдесят. Я посчитала – это около двадцати двух тысяч дней и ночей. И раз у меня была та сказочная ночь, а она была, то вся моя жизнь, несмотря ни на что, тоже богата, и я благодарна судьбе.
После этих слов она долго-долго тихо плакала, потом извинилась и продолжила:
– Вскоре Самбиева перевели на вольное поселение. То ли его стараниями, то ли постаралась моя старшая сестра Вика, которая вновь вышла на связь, вскоре и меня перевели из зоны на вольное поселение.
По срокам Самбиев должен был освободиться раньше, чем я. Однако так получилось, даже не знаю почему, меня освободили раньше срока и даже предложили работу лаборанта-химика в Алма-Ате. Я отказалась. Я хотела жить и быть недалеко от зоны Самбиева.
Мне кажется, что и мои ходатайства помогли и его тоже освободили, правда, без права выезда за пределы области. К тому времени, а это уже середина шестидесятых, отношение к репрессированным народам стало меняться. Некоторые немцы при помощи немецких организаций уже могли выехать на постоянное жительство в ГДР, где строился социализм, как и в СССР. Ну а если находились родственники, проживающие в Западной Германии (ФРГ), то уже можно было после долгих мытарств получить разрешение на краткий выезд, но многие не возвращались.
О последнем, наверное, мечтали все, по крайней мере, я точно только этим жила, да не знала что и как, ведь мы ещё проживали на вольном поселении. А тут письмо от Вики. Как она меня вновь нашла? Я Вику боялась, но здесь столько нового. Оказывается, Вика живет в Ленинграде. Замужем, двое детей. До сих пор не знаю, правда это или нет и меня это не затронуло, ибо была потрясающая новость. Оказывается, в ФРГ у нас обнаружился дальний родственник и он может и хочет сделать официальное приглашение. Это была моя заветная мечта! Но Самбиев? У чеченцев, как известно, была своя история. В 1957 году вышел указ Хрущева о возвращении чеченцев и ингушей на свою родину, на Кавказ. Однако почему-то не все чеченцы получили это право. И Самбиев в их числе, да ему и не к кому было возвращаться. После долгих раздумий мы решили попытаться выехать вместе.
