Это, конечно, позор. А если бы мать узнала? А если в данный момент что с матерью случилось? От этих мыслей ему совсем стало плохо. Спасение только одно – бежать, отсюда бежать, бежать к матери, домой, в горы Чечни, а не Швейцарии. И он подумал, что не хочет он более видеть все эти сытые рожи. Он не пойдёт обратно через зал, он просто вылезет в окно, благо первый этаж.
Он уже прикидывал, как это всё осуществить, и даже ногу на подоконник занёс, чуть брюки не порвал. И тут вспомнил про костюм, взятый напрокат. Это его самого взяли в прокат. Он так разозлился, в первую очередь на Амёлу Ибмас, которая притащила его сюда, а он перед ней поёт и кривляется… И в это время на весь зал голос Остапа:
– По просьбе гостей с юга. – Тота вслушался. Так они всегда в ресторанах раззадоривали этих самых гостей с юга, и это всегда «прокатывало». И сейчас Остап, после умелой артистической паузы, продолжает: – Бессмертная вещь – «Девушка в красном». Объявляется «белый танец». Дамы приглашают кавалеров.
– Ага, уже пригласили, – злобно процедил Болотаев, с шумом резко придвинул к окну массивный стул, и уже ступил на холодный мраморный подоконник, и уже голова его была снаружи, как он услышал её нежный голос:
– Тота! Вы куда? Зачем?
Он обернулся. Язык проглотил. А прямо под ним – она. Вся румяная, как её платье. Она медленно протянула к нему обе руки, словно взмолилась и уже шёпотом:
– Вы покидаете меня? А я заказала «белый танец». Хотела пригласить вас.
Позабыв обо всём на свете, Болотаев соскочил с подоконника. Выправив осанку, придирчиво осмотрел себя, затем галантно взял её руку и, обхватив за талию, умело маневрируя между столами, повёл в зал.
Уже несколько пар танцевали медленный танец. К ним подошли и они. Что творилось в душе Ибмас, непонятно, а вот Тота никого не видел и не хотел видеть. У него был серьёзный вид, словно он выступал на конкурсе бальных танцев. При этом всё делал очень стремительно и виртуозно, так что Амёла взмолилась:
– У меня голова закружилась.
Болотаев убавил ритм и ответил:
– Это, видать, от спиртного.
– Ха-ха-ха, – засмеялась она. – Так, я вообще не пью и никогда не пила.
– Серьёзно? – удивился Тота.
– Конечно… А вот вы выпили. Разве чеченцы пьют?
– С кем поведёшься.
– Хорошее оправдание… Тота, можно ещё помедленнее, у меня правда голова закружилась.
– Как прикажете. – Очень галантен кавалер, а она вновь недовольна.
– Вы не сильно приблизились?
– Нет, – безапелляционно выдал танцор, – надо быть ещё теснее…
– Тота, пожалуйста, – попросила она.
Болотаев подчинился; теперь принял позицию – чуть ли не на вытянутых руках, так что Амёле с улыбкой пришлось налаживать расстояние, и, видя насупленность партнёра, она говорит:
– Своим пением и особенно танцем вы украсили этот вечер.
– Правда? – вмиг оживился Болотаев.
– Конечно. – Она слегка погладила его руку. – Я так благодарна вам, что вы приехали со мной… Но это окно…
Ибмас почувствовала, как Болотаев нервно дёрнулся.
– Вы хотели покинуть нас? – спрашивает она. Теперь он упорно молчит, а она в том же тоне продолжает: – Через окно? Романтично. Очень… Правда, ранее вы пели «Уведу тебя я, уведу, на виду у всех знакомых уведу…»
– Уведу, быть может, на беду, – подпел Тота.
– И вы испугались?
– Ничуть! – твёрдо выдал он.
– Но вы в одиночку хотели уйти или?.. – Было непонятно, шутит она или нет. От этого он слегка замешкался и сказал:
– Я проверял альтернативные пути… Скоро последний поезд.
– Ах, поезд! А я, глупая, размечталась. Подумала, что вы в такой романтичной форме, через окно, действительно решили меня «увести».
Тота молчал. Он вглядывался в её глаза и не мог понять, в шутку она говорит или всерьёз. Не столько от танца, сколько от внутреннего напряжения, он сильно вспотел и тяжело дышал.
А Амёла в том же тоне продолжала:
– Мне мама рассказывала, что у чеченцев иногда принято девушек воровать.
– Не воровать, а умыкать.
– Это и есть «уводить», разве не так?
– Не так, – грубо ответил он. – Воровать, как вы сказали, девушку – это позор! А вот «умыкать» … – Он очень волновался и не знал, как это объяснить, а она улыбалась:
– Скажем так, по некоему её несогласному согласию.
– Что-то вроде этого, – подтвердил Тота.
В это время уже звучали последние аккорды композиции. Амёла посмотрела в сторону своего стола и моментально, словно её услышали, отвела взгляд. Туда же посмотрел Тота. Картина привычная и обычная для любого, даже самого респектабельного, советского и российского ресторана, где основательно, на широкую ногу, нувориши гуляют. И конечно, трезвому человеку, тем более швейцарке, эту широту российской души не понять, и она говорит:
– Здесь так накурено, душно… Нечем дышать.
– Может, уйдём? – с горячностью на ухо прошептал Тота.
Она задумалась.
– На поезд?
– И на поезд тоже. – Он грубовато дёрнул её к сцене. На ходу крикнул Остапу: – Дай что-нибудь погромче, повеселее. «Ламбаду» дай. – И вновь, почти силой, он потянул её за собой.
– Тота, вы что?! – засмеялась она. – Все видят.
– «На виду у всех знакомых уведу», – продекламировал Болотаев.
Так, не выпуская её руки, они очутились в закулисье музыкантов, возле окна, которое Тота быстро раскрыл.
– Вы уведёте меня через окно? – всё ещё смеялась Амёла. – Это так романтично.
– Конечно, – в страстном, хмельном азарте говорил её кавалер. – Всё должно быть романтично, необычно и красиво.
С этими словами он, как и прежде, пододвинул к окну стул, быстро залез на подоконник, не выпуская её руки.
– Тота! Да вы что?! – Теперь она уже не смеялась. Снизу вверх она со страхом посмотрела на него и спросила: – Вы серьёзно?
– Я без вас не уйду. – Он рванул её вверх.
– Я начинаю вас бояться, – сменился её тон. Однако Болотаев уже действовал решительно, как некий хищник. Буквально силой он поднял её на подоконник. Они оказались вплотную прижатыми друг к другу, с жаром дышали, но это уже не был танец и не было борьбы, потому что они хоть и вслух возмущались, но без её согласия он бы её не поднял… И теперь они стояли на этом широком мраморном подоконнике, взявшись за руки, как на границе водораздела, где с одной стороны стихия природы – прохлада, свежесть, розы и гроза, а с другой – буйство хмельное.
Они застыли и, скорее всего, оба поняли, что уже переступили грань и надо либо пойти дальше, либо отступить. И то и другое уже вне протокола, но они на это пошли, и Ибмас, поддаваясь его движению, тоже чуть не ступила в стихию мрака природы, как вдруг Тота остановился, неожиданно соскочил обратно, взяв на руки Амёлу, поставил рядом. Строго оглядев её и себя, он постановил:
