– Служу России! – вырвалось у начальника.
– На таких, как вы, держится мощь великой державы!
Теперь уже Болотаев стал кашлять.
– Так! – встрепенулся адвокат. – Перейдём к делу… В части 2 статьи 18 закона «О содержании под стражей» указано, что «свидания подозреваемого или заключенного с его защитником могут иметь место в условиях, позволяющих сотруднику места содержания под стражей видеть их, но не слышать» …У вас имеются такие условия?
– Так точно, – отрапортовал подполковник, настежь раскрыл дверь и, видимо, для того, чтобы заезжий адвокат более не выдавал государственных тайн, напирая своим солидным животом, стал, как экскаватор, неумолимо толкать его в камеру для свиданий.
Однако оказалось, что европеец ещё не всё высказал, он поднял указательный палец и, повысив голос, проговорил:
– Минуточку! Минуточку! А прокурор?!
От этого слова подполковник буквально застыл, а адвокат вновь перехватил инициативу:
– Товарищ подполковник! Должен вам сообщить, что наш, точнее ваш, всеми любимый и уважаемый генеральный прокурор Авдей Михайлович – тоже наш друг и партнёр. И лишь одно отличие от предыдущего звонка. Дело в том, что, когда он вам звонил – было позавчера, в 17.30 по московскому времени, – я был у него в кабинете… Впрочем, это всё не так уж существенно. Главное, чтобы восторжествовала справедливость и все люди жили на свободе и хорошо. Вы не против, товарищ начальник тюрьмы?
– Разумеется, нет!
– Тогда приступим к работе, дабы реализовать это в жизнь.
…Тяжелая дверь с шумом закрылась. Болотаев и адвокат остались наедине. Эта камера для свиданий вроде особая, но всё же тюремная – стол да пара стульев и всё. Они сели друг против друга. Адвокат внимательно осмотрел камеру и как диагноз:
– Ничего в этой стране не изменилось.
Болотаев уже давно заметил, что заморский адвокат где-то играет и даже переигрывает. А последнее предложение он вообще выдал не просто без акцента, а даже по-местному – тягуче-певуче. И подтверждение этих мыслей: когда адвокат снял очки и провёл по лицу рукой, словно маску снял – это светло-русый, голубоглазый местный житель.
Но это всё предположение Тоты, а ему интересно иное, и он задает вопрос:
– То, что вы говорите, это правда?
– Что? – Адвокат протирает очки.
– Ну, про министра и прокурора.
– В том-то и беда ваша, что это правда.
– А почему «ваша»? – удивился Тота.
– А потому, что я русский. Более того, родился и вырос в этих краях… Мой отец – учёный, как враг народа был сослан в ГУЛАГ, пропал без вести. Мою мать вслед за ним выслали в Сибирь, где я родился. При Горбачёве, как только появилась первая возможность, я выехал в Европу, и вот я впервые здесь… Но здесь то же самое. Даже хуже.
– Тут, может? – перебил Болотаев, глядя в потолок, намекая на прослушку.
– Да ладно, – махнул рукой адвокат, полез в портфель, доставая кучу документов, и пока он их рассматривал, Болотаев полюбопытствовал:
– А обратно в родные места не тянет?
– Никогда! – был жёсткий ответ. – И я вам скажу более. Я с опаской сюда ехал. Но такого не представлял… Признаюсь, я очень боюсь. Очень. Хотя у меня чисто швейцарское гражданство.
– А чего вы боитесь, если у вас прокуроры и министры в друзьях?
– Да вы что?! Эти персоны больше меня здесь быть боятся. Поэтому все их дети, внуки, счета, виллы – на Западе. Жёны и любовницы на Западе рожают.
После такого откровения Тота почему-то вспомнил маму Амёлы Елизавету, которая тоже боялась приехать в Россию, и он спросил:
– Вас Амёла Ибмас прислала?
– Да… Но сообщу вам, я не за плату, ни за какие гонорары я бы сюда не сунулся. Просто она мне о вас рассказала, и я решил за идею рискнуть.
– Амёла здесь? – не выдержал Тота.
– Здесь… Хотя я был категорически против её поездки. Но она, видимо, очень, скажем так, симпатизирует вам. Ха-ха, – засмеялся адвокат. – А что вы так смутились?! Примчаться в Сибирь, к заключённому. Как жена декабриста… Хм, никогда бы не поверил и даже не представил бы, что гражданка Швейцарии способна на такое.
– Вы её ведь увидите? – перебил Тота.
– Нет. Во-первых, мне некогда. Меня ждёт машина, и я спешно возвращаюсь в Красноярск. Во-вторых, даже случайная наша встреча здесь повредит ей, мне и вашему делу. А в-третьих, я ей не советовал сюда ехать, но она… Видимо, любовь. Но в юриспруденции с чувствами не считаются – есть лишь числительные. Или, как сегодня модно говорить в России, «цена вопроса». То есть «сколько» и «почём».
– Хе-хе, – теперь уже подсудимый засмеялся. – И почём я, если не секрет?
– Ну, подумайте сами, если меня ждёт в Красноярске зафрахтованный в Цюрихе самолёт.
– Боже! – схватился за голову Тота. – Откуда у Амёлы такие деньги?
– У Амёлы таких денег нет. И дело не в ней и даже не в вас лично. Просто нужен прецедент.
Здесь адвокат надел очки. Сразу как-то поменялось выражение его лица – вновь европеец. И он с акцентом, словно читает лекцию, стал говорить:
– Дело в том, что в Чечне вновь началась война. Вновь бомбы, танки, ракеты. Вновь кровь, зачастую невинных людей. Это война против мятежников. И не думайте, что мы во всём поддерживаем сепаратистский чеченский режим. Отнюдь. Однако мы против того насилия, которое развёрнуто против всех чеченцев в России. И если сегодня поставят на колени чеченцев, то завтра и за русских с рвением возьмутся, а потом и далее по большевистским следам пойдут. Мы это уже проходили. На собственной шкуре испытали. Поэтому наш гуманитарный фонд и наш банк решили, как прецедент, разобраться в вашем деле. Здесь просто заказ.
– Клянусь, я ни копейки не украл и нет у меня нигде денег! – простонал Тота.
– Амёла меня в этом уверяла. Теперь я это знаю. Кстати, я вам даже завидую. Кто бы обо мне так заботился, примчался в Сибирь. Замечательная девушка мисс Ибмас. При встрече непременно поблагодарите её.
– Обязательно, – сказал Тота.
Он сам давно мечтал её увидеть, да так получилось, что в какой-то период жизненные обстоятельства не позволяли им увидеться. И не только государственные границы, но и линия фронта разделяла их. Ну а потом уже сама Ибмас стала избегать с ним встреч… однако если можно, то всё по порядку.
…Когда в последний раз Тота летел из Цюриха, то он вовсе не думал об Амёле Ибмас, он думал, как бы побыстрее добраться до Грозного. Весь полёт смотрел, как медленно тикают часы, и рассчитывал, что из аэропорта Шереметьево заедет на часок домой и сразу же – во Внуково, на южное направление, на Кавказ, а Грозный уже давно в блокаде.
Болотаев только открывал дверь в московской квартире, как услышал частые звонки – межгород. «Может, мама!» – бросился он к аппарату, а это Ибмас:
